— Точно? — Розовски весь обратился во внимание. — Именно в шабат?
Баренбойм удивленно посмотрел на него:
— А где я возьму другое время? Я ведь кручусь целыми днями, ты даже не представляешь, Натан, если я сейчас что-то имею, сколько мне это стоит здоровья, и нервов, и всего…
— Ладно, ладно, я верю, рассказывай. Значит, в шабат ты гулял по Ор-Акива…
— Нет, это родственники живут в Ор-Акива. А гуляли мы по Кесарии. Приятное место, красивое. Ну, и посмотреть приятно, как люди устроились. Да… — Он замолчал, стараясь припомнить поточнее. Натаниэль его не торопил.
— Ну вот, — снова заговорил Баренбойм. — Идем, посмотрим на эти виллы… Между прочим, в России сейчас есть не хуже, а даже лучше, и не только для обкомовцев..
— Ты хочешь сказать, что в Кесарии живут обкомовцы? — с серьезным видом спросил Розовски. Баренбойм оторопело на него уставился.
— Что?.. При чем тут… Я просто хочу сказать, что раньше в Союзе шикарные виллы имели только обкомовцы, а сейчас, если зарабатываешь нормально, тоже можешь иметь.
— A-а… Ну-ну. И что же Кесария?
— А то, что мы проходили мимо виллы Розенфельда как раз тогда, когда он из нее выходил.
— Ари?
— Нет, при чем туг Ари? Если бы Ари, я бы не удивился.
— А ты удивился?
— В тот раз нет, — честно ответил Баренбойм. — А сейчас — да.
— Чему именно? — спросил Розовски.
— Так ведь с виллы Ари выходил Шмулик Бройдер, собственной персоной! — торжествующе завершил рассказ Баренбойм.
— Ты уверен?
— Конечно.
— Та-ак… — Розовски помрачнел. После всех сегодняшних событий ему вовсе не улыбалось навесить на себя еще и расследование обстоятельств гибели Шмулика. А судя по всему и особенно — по рассказу Баренбойма, без этого не обойтись. Он спросил: — Когда это было, не помнишь?
— Почему не помню? Помню — в день рождения моей племянницы Вики. Она и живет в Ор-Акива.
— Замечательно. А поточнее? Видишь ли, — произнес Натаниэль с абсолютно серьезным выражением лица, — я и собственный день рождения не всегда вспоминаю, а твоей племянницы — тем более.
— В мае. Шестнадцатого мая этого года.
Четыре месяца назад. Тогда же Розенфельд внес в страховой договор пункт о смерти в результате убийства. Что было четыре месяца назад? Розовски пометил в ежедневнике. Надо выяснить, чем занимался президент «Интера» весной. Он черкнул вверху страницы: «Срочно», поставил восклицательный знак и трижды подчеркнул. Многовато заметок появилось в этом разделе за сегодняшний день.
— Ну что? — спросил Баренбойм. — Я прав? Есть между ними какая-то связь?
— Н-да-а… Ныне покойные хорошо знали друг друга, ходили друг к другу в гости и пели хором веселые кладбищенские песни… — задумчиво произнес Натаниэль. — Ты прав, прав. Ты мне очень помог.
— Что ты, Натаниэль, не о чем говорить, — полыценно улыбнулся Баренбойм.
Дверь отворилась, в кабинет вошел Алекс.
— Можно?
— Садись, рассказывай.
Алекс выразительно покосился на Баренбойма. Тот немедленно поднялся.
— Мне пора, Натаниэль, — он протянул руку Розовски. — Рад был помочь. Тете Сарре привет.
— Обязательно. Пока, Володя.
Когда дверь за Баренбоймом закрылась, Алекс уселся в кресло напротив шефа.
— Итак?
Маркин собрался было рассказывать, дверь снова распахнулась, и на пороге появилась разгневанная Офра.
— Вы что, решили здесь заночевать?
— У нас еще есть дела, — сухо ответил Натаниэль. — Ав чем дело?
— В том, что уже половина седьмого. Я работаю до шести.
— Замечательно, — сказал Натаниэль. — Свари нам по чашке кофе и можешь идти.
Офра перевела взгляд на Алекса Маркин молча развел руками.
— Никакого кофе вам не будет, — заявила Офра. — Можете сидеть хоть до утра, я пошла. В конце концов, может быть у меня личная жизнь?
— Ну, конечно, конечно. Только свари кофе. Ты же не хочешь, чтобы мы тут просидели еще десять часов?
— А мне все равно… Десять часов?! — охнула она. — Почему десять часов?
— Потому, — объяснил Розовски, — что в такое время наши головы без кофе работают вяло. Мы будем разговаривать очень медленно. И застрянем на десять часов, не меньше.
Офра задумалась.
— Хорошо, — заявила она. — Я сварю вам кофе, но вы уйдете отсюда максимум через полчаса.
— Согласен, — Розовски благодарно улыбнулся.
— И завтра я выхожу на полчаса позже, — добавила Офра.
Натаниэль махнул рукой, соглашаясь. Офра вышла.