Выбрать главу

— «Сефер ха-Цваим», «Цветная книга»…

— «Книга красок», — поправил его Натаниэль. — Вот именно. Для чего ему все это было нужно, как ты думаешь?

— Откуда я могу знать…

Маркин, со всевозраставшим недоумением слушавший этот разговор, наконец не выдержал:

— Прости, Натан, могу я узнать, о чем вообще идет речь?

Натаниэль Розовски глубоко вздохнул.

— Да, лектор из меня никакой, — виновато сказал он. — Всегда начинаю с середины… Когда я долго о чем-то думаю, у меня появляется чувство, что все окружающие уже знают, в чем дело… Видишь ли, Алекс, Давид столкнулся с одной загадочной историей и попросил меня помочь с ней разобраться. — Он вкратце пересказал помощнику, о чем идет речь. Нельзя сказать, чтобы Алексу стало понятнее, но он молча кивнул. Розовски продолжил свой рассказ:

— Итак: что происходило в Цфате? После того, как раввины Леви Бен-Ари, Ицхак Лев Царфати и Шимон Бар-Коэн единогласно осудили Давида Сеньора как лже-мессию и последователя лже-мессии Шабтая Цви, Давид решил отомстить им. Он давно занимался воздействием сочетания различных цветов на психику человека…

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что Давид Сеньор тщательнейшим образом изучал законы, позволяющие воздействовать на подсознание человека с помощью продуманной системы цветовых пятен. — Розовски подошел к столу и взял в руки таинственную книгу. — Собственно, нам все это тоже известно, и довольно давно. Знаешь, хрестоматийные истории с двадцать пятым кадром в кинофильме, которого мы не замечаем сознательно, но в подсознании фиксируем, так что при определенной последовательности можно вызвать заранее запланированную реакцию человека.

— А что это за двадцать пятый кадр? — спросил Алекс.

— Старая история, — сказал Давид Гофман. — Как известно, скорость движения ленты в киноаппарате — двадцать четыре кадра в секунду. При этой скорости глаз человека не фиксирует отдельных кадров, и возникает иллюзия движения. Если в обычный фильм после каждых двадцати четырех кадров вклеить еще один — двадцать пятый — с изображением, например, айсберга, то люди, ничего не заметив, после киносеанса побегут пить горячий чай, чтобы согреться. Хотя в действительности дело может происходить жарким летом. Просто их подсознание зафиксировало образ ледяной глыбы. Понятно?

— Понятно.

— На этом строились попытки воздействовать на подсознание человека, минуя фильтры, установленные сознанием. Потом появились куда более тонкие разработки: все эти нашумевшие истории с зомбированием, кодированием подсознания и так далее. Но в основе лежало все то же — двадцать пятый кадр киноленты.

— В самую точку! — воскликнул Натаниэль. — Это и была практическая каббала Давида Сеньора. Он ровно год писал эту книгу. Ее текст вполне бессмыслен. Но все эти цвета, в которые окрашены различные слова… эти слова, вернее, эти цвета — имеют глубочайший смысл. Обрати внимание — он тщательнейшим образом раскрасил только некоторые слова в своей книге. Их сочетание вызывает у человека, который прочитает всю книгу, внезапную остановку сердца. Говоря современным языком, Давид Сеньор с помощью этой книги программировал подсознание своих читателей на смерть. И чем бессмысленнее текст, тем прочнее оседали в подсознании сочетания и комбинации цветовых пятен из этой книги… Именно так Давид Сеньор фактически убил людей, которых считал своими врагами и потому смертельно ненавидел, — цфатских раввинов Леви Бен-Ари и Шимона Бар-Коэна. Дочитав присланную Сеньором книгу, сначала Бен-Ари, а потом Бар-Коэн скончались…

— Очень красиво, — сказал после паузы профессор Гофман. — Но бездоказательно. Столь же бездоказательно, как и история с магическим проклятием. И кроме того, существуют по меньшей мере два человека, прочитавших эту книгу и оставшихся в живых. Во-первых, цфатский раввин Ицхак Лев Царфати. А во-вторых, — он перевел взгляд на лаборанта, — присутствующий здесь Габи Гольдберг.

Габи сидел, неестественно выпрямившись. Натаниэль ободряюще улыбнулся ему и снова повернулся к Давиду Гофману.

— Видимо, Ицхак Лев Царфати и твой лаборант — а мой бывший стажер — обладают неким общим, причем совершенно не мистическим, свойством. И этим свойством не обладали остальные читатели книги… А что ты так волнуешься, Габи? В смерти Михаэля ты не виноват, успокойся. На вот, закури, — Розовски протянул Габи лежащую на столе пачку. — Кстати, я ведь просил «Данхилл» с ментолом, а ты привез обычный.