— Ну, не совсем, конечно, но…
— К тому же — тридцать тысяч? — насмешливо спросил Натаниэль.
— Откуда ты знаешь?
— Накануне смерти Розенфельд снял со своего счета именно такую сумму.
— Погоди, — Алекс изумленно смотрел то на одного, то на другого. — Значит, это сам Розенфельд организовал собственную смерть?
Розовски отрицательно качнул головой.
— Вовсе нет, — ответил он. — Это Габи так думал. До определенного момента…
— Я хотел… — начал было бывший стажер.
— Помолчи, — поморщился Розовски. — Дальше я знаю. Ты пришел к вилле, выстрелил в человека… Я хочу знать: кем был тот, кто заключил с тобой эту чертову сделку, там, в кафе на Рамбам? Ты знаешь его?
— Нет, я его больше не видел.
Розовски протянул Габи еще один листок, с карандашным наброском.
— Этот?
Габи перевел испуганный взгляд с рисунка на сосредоточенное лицо детектива.
— Этот? — Розовски повысил голос.
— Да, этот.
— Чей это портрет? — спросил Алекс, не отходя от двери. — Покажи, мне не видно… И откуда он у тебя?
— Портрет Шмуэля Бройдера, — ответил Натаниэль. — Мне его вчера нарисовал один знакомый художник с улицы Рамбам. По памяти. На, смотри, — он передал рисунок Маркину.
— Почему именно его?
— Я попросил нарисовать человека, с которым он однажды видел нашего Габи. За несколько дней до смерти Розенфельда… Ты помнишь — Баренбойм видел Шмулика в Кесарии выходящим из дверей виллы Розенфельда? — спросил Розовски у Маркина. — Зеев решил, что они приятели. На самом-то деле Розенфельда тогда вообще не было в Израиле. А Бройдер изображал его для нашего незадачливого сыщика. Чтобы при следующем разговоре — том самом, главном, Габи принял всю историю за чистую монету. И просчитались они, пожалуй, только в одном. Габи — не профессиональный убийца. Он не мог преодолеть чувства болезненного любопытства — взглянуть на дело рук своих. Верно? — спросил Розовски у Гольдберга.
— Да. Я вошел в кабинет… после выстрела… — Гольдберг запнулся, проглотил слюну. — Там… там лежал совсем другой человек… Не тот, с которым я встречался… Это было шоком, Розовски!
— Еще бы, — Натаниэль кивнул. — Мгновенно превратиться из чуть романтичного помощника рыцаря-мужа в убийцу неизвестного человека. И тогда ты решил инсценировать самоубийство?
Габи кивнул.
— Мне больше ничего не пришло в голову. В сейфе лежал револьвер. Точно такой же, как тот, который мне вручил Бройдер в кафе. Я вышел в сад, выстрелил из него в землю, потом вернулся и положил под руку убитому. Хорошо, что это были револьверы — гильзы остались в барабане, не пришлось искать, как было бы в случае с пистолетом…
— Но ведь экспертиза могла бы определить, что стреляли из другого револьвера.
В голосе Гольдберга появилась легкая насмешка, когда он ответил:
— Экспертиза? Не ты ли учил меня не доверять экспертам, поскольку те слишком субъективны и самоуверены. Револьвер той же системы и того же калибра, пуля деформирована, стреляная гильза в барабане… Какая экспертиза, Натан? Любой эксперт будет загипнотизирован уликами.
— Ученичок… — Розовски криво усмехнулся. — Говоришь так, будто я должен гордиться твоими способностями. Но он прав, — Натаниэль повернулся к Маркину. — Единственным проколом оказалась левая рука. Наш друг не знал, что Розенфельд был левшой.
— Естественно. Я же видел его впервые в жизни…
— А второй револьвер?
— Унес с собой.
— Та-ак… — Розовски подошел к столику, помедлил немного, потом налил коньяку в пустую рюмку. Протянул рюмку Габи. Тот молча выпил.
— Тебя шантажировали? — спросил Натаниэль холодно.
Гольдберг кивнул.
— Рассказывай.
— Через три дня после…
— После убийства, — прежним холодным тоном подсказал Натаниэль.
— Да. Она позвонила снова.
— Галина Соколова?
— Да. Она… — Габи замолчал. — Дай мне еще коньяку, — попросил он.
— Наливай сколько хочешь, — равнодушно разрешил Натаниэль. — Но, будь добр, продолжай рассказ. И пожалуйста, без этих эмоциональных пауз. Они выглядят неестественно.
Гольдберг выпил одну за другой две рюмки коньяка.
— Хорошо, — ответил он. — Дальше. Она заявила, что теперь я должен получить деньги.
— Тридцать тысяч?
— Пятьдесят, — поправил Габи. Он даже позволил себе слегка улыбнуться, видимо, алкоголь оказал на него успокаивающее действие. — При условии, что я выполню еще одно поручение.
— Ах, вот оно что… — протянул Розовски. — Того же рода?
— Ну, можно сказать.