— Самое интересное, — сказал Натаниэль, — что, возможно, ты прав… Как вы думаете, Наум, ваш брат не собирался вернуться в Союз?
— Не могу сказать. Я же больше не получал от него писем.
— Можно узнать в консульстве, — снова встрял Баренбойм. — Обращался Шмулик за визой или нет.
— Спасибо за подсказку, — сказал Розовски. — Так что ты там начал рассказывать о счастливой супружеской чете?
— То и начал, что производили они впечатление весьма надоевших друг другу людей. Хотя, конечно, такое случается и через день после свадьбы.
— А что ты можешь сказать о самом Шмуэле… или о человеке, называвшем себя Шмуэлем? — спросил Розовски.
— Я уже как-то говорил тебе, — ответил Зеев. — Малоприятная личность. С полицией у него были неприятности. Друзья его мне не нравились.
— Что за друзья?
— Приезжали к нему пару раз. Из «новых русских». Бандитские морды.
— Все?
— Все.
— Исчерпывающее объяснение, — заметил Розовски. — Спасибо. — Он повернулся к Науму, безучастно смотревшему в пространство в течение всего этого разговора. — Скажите, а какой помощи вы ждете от меня?
Наум Бройдер растерянно пожал плечами.
— Не знаю, — ответил он. — Собственно, я хотел бы знать, как все-таки погиб мой брат. И почему его похоронили не на еврейском кладбище.
Натаниэль невесело улыбнулся.
— Полчаса назад я еще думал, что смогу ответить на ваши вопросы. По крайней мере, на первый из них — как именно погиб ваш брат. Но теперь… Поверьте, Наум, теперь я и сам не знаю — как именно погиб Шмуэль Бройдер. Я имею в виду настоящего Шмуэля Бройдера, а не того, кто выдавал себя за него. Единственное, что я — увы! — могу вам сказать, — с лица Розовски сошла улыбка, — так это то, что, скорее всего, вашего брата действительно больше нет в живых. И, как мне кажется, уже довольно давно. По меньшей мере, около двух лет.
После того как наручный будильник издал длинный гудок, Натаниэль наконец открыл глаза. Каждое утро он просыпался с мыслью о том, что звуковые сигналы часов придумывают люди с мстительным и неприятным характером. Разработчики японской фирмы «Касио» в данном случае не составляли исключения, хотя Розовски и допускал, что с их, японской точки зрения, сигнал мелодичен и нежен.
Впрочем, сегодняшнее утро отличалось еще и тем, что почти синхронно с сигналом будильника зазвенел домашний телефон и пронзительно заверещал сотовый. Остановившись посреди комнаты, Розовски переводил чуть очумелый со сна взгляд с аппарата на аппарат. Будильник заливался соловьем. Натаниэль, чертыхнувшись, нажал кнопку выключателя. Часы замолчали. Одновременно, словно по команде, замолчали и обычный телефон, и сотовый, и сразу же после этого Натаниэль проснулся окончательно.
Преодолев первое, вполне естественное желание уничтожить всю технику, находившуюся в доме, он поплелся в ванную. После душной ночи (с вечера обещали хамсин и не обманули) прохладные струйки воды немного подняли настроение.
Сварив себе чашку крепкого кофе, Розовски перекочевал в гостиную, включил радио.
По «Галей ЦАХАЛ» передавали утренние новости.
«…министр полиции Моше Шахаль вернулся из Москвы, где он встречался с руководством российского Министерства внутренних дел. По возвращении в Израиль Моше Шахаль заявил, что достигнута договоренность о сотрудничестве с российскими коллегами в борьбе с организованной преступностью, в особенности — с так называемой «русской мафией». Вместе с тем министр подчеркнул, что, говоря о «русской мафии», он никоим образом не имеет в виду новых репатриантов из России и стран СНГ…»
Натаниэль отодвинул пустую чашку, закурил.
«…советник премьер-министра. На это лидер оппозиции Биби Нетаньяху заявил корреспонденту, что…»
— А вот это не надо… — пробормотал Розовски и выключил радио.
Он докурил сигарету и пододвинул к себе два лежащих на столе портрета: карандашный набросок гениального художника с улицы Рамбам Яакова Левина и фотографию, по его просьбе оставленную накануне Наумом Бройдером.
Вчерашняя информация требовала нового поворота в расследовании. Вот только какого?
— Бросить бы все, — Розовски вздохнул. — И уехать на альтернативное кладбище под Беер-Шеву. Хоронить там евреев и неевреев. И вырабатывать философский взгляд на мир… Какого черта я вообще влез в это дело? «Байт ле-Ам» предложил завязать — им, в конце концов, виднее…
Он поднялся из кресла, подошел к тумбочке с телефоном.
Собственно, звонить было некуда. Хотя бы потому, что он еще не решил, что следует делать — в первую очередь и вообще.