— Может, и этот псих играет, как дворовый любитель? — предположил Капекки. — Мы же ничего о нем не знаем.
— Может быть, — буркнул Тати. — Вы хотите рискнуть? В любом случае, я бы предпочел, чтобы за нас ходы делал чемпион мира.
— Каспаров, я слышал, собирается играть в Линаресе, — заметил сержант Донати.
— А также Ананд, Полгар и этот… как его… Крамник, — подтвердил бригадир. — Ну и что? Желаете, чтобы я командировал вас в Испанию?
Донати опустил голову.
— Короче говоря, — резюмировал Тати, — я сейчас буду говорить с управлением в Риме. Со своей стороны, каждый пусть вспомнит своих знакомых, которые играют не хуже, чем на уровне первого разряда. Сбор сегодня в два часа — не забудьте, мы должны успеть сообщить первый ход в газету до сдачи номера в типографию.
— Пойдем е2—е4,— предложил Капекки, — а потом будем спокойно искать мастера.
— Спокойно, говорите вы? — возмутился Тати.
— И кстати, — продолжал эксперт, не обращая внимания на возмущение бригадира, — нужно быть готовыми: этот тип ведь должен сообщить свой ответный ход. Как? Письменно? Нужно контролировать всю местную корреспонденцию.
— Да, — подтвердил бригадир. — Все желтые почтовые ящики будут взяты под контроль.
Свой ответный ход убийца сообщил по телефону.
28 декабря, в 10 часов 12 минут, когда бригадир мрачно сидел за столом, не обнаружив в утренней почте ожидаемого послания (впрочем, слава Богу, и убийств не произошло тоже), раздался телефонный звонок.
— Бригадир Тати у телефона, — привычно объявил шеф карабинеров.
В трубке помолчали, а потом сиплый голос, явно измененный, сказал:
— Первый ответный ход черных: е7—е5.
Раздавшиеся после этого короткие гудки прозвучали, будто тиканье шахматных часов.
Тати немедленно набрал номер телефонной станции и потребовал выяснить, с какого аппарата был произведен звонок. Прошла минута, прежде чем он услышал ответ:
— Телефон-автомат на углу улиц Тосканини и Гарибальди.
Понимая всю безнадежность мероприятия, бригадир выслал две патрульные машины, блокировавшие перекресток через четыре минуты. После звонка прошло чуть больше пяти минут, в будке стояла и болтала с подругой девочка лет десяти, а у окна в кафе напротив трое утренних завсегдатаев пили капуччино с пирожными и рассуждали о том, каким будет для городской торговли наступающий год. Телефонная будка была из кафе не видна, никаких подозрительных личностей они не заметили.
— А сами давно сидите? — поинтересовался патрульный. — Кто-нибудь, может быть, вставал, отходил, а?
— С девяти часов, — был ответ. — Марио ходил в туалет, но из кафе не выходил.
Официальный рапорт лежал на столе у Тати через полчаса.
Убийца давал на очередной ход сутки. На самом деле это было всего десять часов — с момента звонка преступника в полицию и до момента сдачи в типографию завтрашнего номера городской газеты. Для гроссмейстера, конечно, огромный срок. Бригадиру карабинеров, размышлявшему о том, что каждая ошибка может стоить кому-то жизни, этот срок казался мизерным.
В полдень в кабинете Тати собрались все шахматисты города, в количестве семи человек, имевшие разряд не ниже первого. Был даже один мастер — Альваро Менотти. Не объясняя, конечно, истинного положения дел, бригадир объявил:
— Играем партию в шахматы за белых. Первый ход был на е4, черные ответили пешкой на е5. Ваш ход. Думайте до пяти вечера. Партию нужно выиграть. Сила противника неизвестна. Если проиграете, — угрожающе заявил он, — всех посажу.
— Шутите, бригадир, — пискнул перворазрядник Фе-руччо Тальявини.
— В пять часов, если не сделаете ход, увидите, шучу я или нет. Бутерброды вам принесут.
В Риме к сообщению отнеслись, как к дурной рождественской шутке. Начальник отдела по расследованию уголовных преступлений в Главном комиссариате Никола Росси-Лемени заявил своему референту:
— В Анконе слишком много пьют. У них там убили аптекаря, сам Тати не справится, пошлите к нему двух оперативников.
Ни один из посланных в Анкону работников комиссариата не умел играть в шахматы.
В пять часов вечера, когда за окном уже стемнело, бригадир вошел в кабинет и сказал:
— Ну?
— Конь f3,— быстро сказал мастер Менотти.
— Пешка на d3,— закричал перворазрядник Марио Базиола, — и никак иначе!
— Понял, — сказал Тати. — Даю вам еще пятнадцать минут, чтобы прийти к консенсусу. Или вы дадите мне единственно правильный ход, или вся компания проведет ночь в камере.
Конечно, он не собирался выполнять эту угрозу, но ровно четверть часа спустя единодушное мнение шахматистов высказал Менотти:
— Конь f3, бригадир, и мы пошли по домам.