На следующем ходу под удар попал слон карабинеров, и шахматистам волей-неволей пришлось сделать довольно рискованный ход на Ь5. Менотти утверждал, что именно так пошел в свое время Решевский в партии с Ботвинником, но чем та партия закончилась, сказать бригадиру не пожелал.
На тринадцатом ходу белые взяли коня, о чем Менотти с торжеством сообщил мрачному Тати.
— Вы думаете, — спросил бригадир, — что преступник теперь покончит жизнь самоубийством?
Следующим ходом убийца сбил ферзем пешку на а5.
— Вы что, не видели, что пешка стоит под боем? — кричал Тати на Менотти после того, как хриплый голос (на этот раз — из телефона-автомата на людной площади Короля Виктора Эммануила) сообщил очередной ход черных.
Менотти молчал. Если весь цвет шахматной мысли Анконы не заметил элементарного зевка, что говорить о партии? И чего теперь ждать? Тати поднял по тревоге всю бригаду, расположил своих людей во всех кафе и магазинах, оголив перекрестки и вызвав к жизни сразу несколько десятков краж со взломами в богатых кварталах. Ночь прошла спокойно, сообщений об убийствах не поступало. Может, этот негодяй опять изменил правила? — думал бригадир на следующее утро, ожидая звонка. Он уже привык к тому, что убийца звонил между десятью и половиной одиннадцатого. Телефон молчал, и Тати подумал было с надеждой, что негодяй решил прервать партию.
Без пяти одиннадцать хриплый голос сообщил:
— Ферзь на f4.
— Вы просрочили время, — брякнул бригадир.
— Приводил в исполнение приговор, — прохрипел убийца и положил трубку.
Звонили из автомата на углу Спасения и Святой Каролины. Патрульная машина находилась неподалеку и прибыла на место буквально через полминуты. Будка была пуста, улица просматривалась насквозь, свидетели утверждали, что звонил нервный молодой человек в черной кожаной куртке, с усиками и темными волосами. Лет двадцати пяти, может, чуть меньше.
Это было уже кое-что. Словесный портрет бригадир немедленно раздал всем карабинерам, а столичные следователи переключились на поиск похожих людей по картотеке полиции и муниципалитета.
Отдавая распоряжения, Тати, однако, напряженно думал о том, что означали слова «приводил в исполнение приговор». Он понимал, что должны были означать эти слова, однако надеялся, что хотя бы на этот раз…
В половине первого позвонила служанка господина Кавалли, заведовавшего отделением Национального банка, и срывающимся от рыданий голосом сообщила о том, что нашла хозяина в кабинете с простреленной головой.
— Кавалли, по мнению этого идиота, — пешка? — только и сумел сказать бригадир, когда узнал об убийстве.
Преступник стрелял через окно из револьвера, пуля попала Кавалли в затылок. На улице в это время находилось много народу, но никто ничего не видел и никто не слышал выстрела. Квартира Кавалли находилась на втором этаже одного из самых фешенебельных зданий в Анконе. Стрелять могли только из расположенного напротив дома, в котором еще два месяца назад был начат капитальный ремонт. Строители поставили леса, возвели забор, сломали все, что могли, но к самому ремонту пока не приступали, поскольку муниципалитет, которому принадлежало здание, не перевел деньги подрядчику. Войти в покинутый дом и выйти из него, оставаясь незамеченным, сложности не представляло.
Одиннадцатого февраля Тати потребовал подкрепления из Рима. Следователи Цербини и Бергонци, в свою очередь, заявили, что, если в Анкону немедленно не приедет шахматист с рейтингом не ниже 2700, убийства будут продолжаться. Похоже, оба криминалиста отчаялись выйти на след преступника и решили, что продолжать игру — единственный способ заставить негодяя совершить ошибку и выдать себя каким-нибудь неосторожным поступком.
— Может, между этими тремя жертвами есть хоть какая-то связь? — вопрошал бригадир сам себя и каждого, кто желал слушать. — Может, он убивает не просто так, а по системе?
Но системы не было. Банкир не был знаком с аптекарем, аптекарь никогда не имел дел с Национальным банком, поскольку имел счет в Строительном, а страховой агент никогда не обращался ни к банкиру, ни к аптекарю с предложением застраховать жизнь или имущество.
К шестнадцатому ходу противник потерял три пешки, коня и белопольного слона. Потери белых пока ограничивались банкиром, агентом и аптекарем. Белые имели к тому же явное позиционное преимущество и стремительно наращивали давление на ферзевой фланг черных.
— Он играет неплохо, — сказал Менотти, делая шестнадцатый ход — слоном на кб. — Но не выше первого разряда. Мы заставим его сдаться примерно на тридцатом ходу.