Виви Анн, Адель и Йерк Лассас иронически посмеивались.
У Хедвиг и Йерды вид был серьезный и слегка взволнованный. Они осуждали злоумышленника, посмевшего напугать юную девушку.
У Эйнара вид был мрачный. Я поняла, Эйнар сердится, что я не рассказала ему о случившемся, и, вздохнув, подумала о том, что получу от него выговор.
Йерк, ухмыляясь, сказал:
— Любопытно было бы взглянуть на эту тыкву.
В темных тролличьих глазах Виви Анн светилось любопытство.
— А вы не… Я хочу сказать, вы не догадываетесь, кто пугал вас?
Мета уже открыла рот, чтобы сказать что-то, но Осборн, понимая, что нужно молчать, наступил ей на ногу и с невинным видом сказал:
— А как нужно вести себя, чтобы узнать?
Вразумительного ответа на этот вопрос никто дать не мог, и постепенно разговор перешел на другую тему. Я чувствовала себя усталой и сонной, а когда мы допили кофе и неутомимая диктаторша Адель приказала всем идти на террасу, я предпочла выйти в сад.
Внезапно я оказалась в компании Йерка. Он стоял возле меня, долговязый и худощавый.
— Пойдем к озеру, — предложил он мне с серьезным видом, — в такой вечер грешно сидеть в доме.
Несмотря на яркие звезды, было очень темно. Каменистая тропа, ведущая к берегу, извивалась серой лентой, спускаясь вниз по склону. Здесь пахло землей, травой и зрелыми плодами, воздух был напоен и влажным летом, и прохладной осенью.
Мы молча шли по пристани — деревянным мосткам с перилами и скамейкой, потом остановились, любуясь белым покрывалом тумана на черной воде Разбойничьего озера.
Йерк зажег сигарету и тихо сказал:
— Август навевает на меня грусть. Повсюду в природе царит такое изобилие, такая гармония, что становится больно от сознания пустоты и бедности собственной души. Это месяц, когда хочется любить, зачать детей, целиком отдаваясь чему-то… Как это говорится в стихотворении? Что-то о том, как быть достойным того, что окружает нас.
Стараясь вспомнить, он процитировал лишь две строчки. Вырванные из контекста, они прозвучали вдвойне многозначительнее и таинственнее:
Несмотря на темноту, я почувствовала, что он смотрит на меня.
— Тебе кажется, что я несу чепуху?
— Вовсе нет, — искренне ответила я, — но ты возбуждаешь мое любопытство. Кто ты? Откуда явился? Чем занимаешься?
К сожалению, я не могла разглядеть выражение его лица.
— Хотел бы я и сам это знать! Кто я? Бездельник и летун… Откуда явился? Из Далекарлии, из Штатов, из Канады. Где я только не был! Чем занимаюсь? Ничем! Абсолютно ничем. — Он засмеялся иронически и добавил: — Так что она права.
— Ты это о ком?
Он вздохнул и покачал головой.
— Забудь это. Я не в форме, настроение поганое, не хочу и тебе его портить. Лучше скажи мне, какого ты мнения о хозяйке дома?
— Об Адели Ренман? На первый взгляд она довольно мерзкая старуха, привыкшая тиранить окружающих. Неужели деньги так сильно повлияли на нее?
— Не-е-ет. Во всяком случае, Аларик утверждает, что она всегда была такой избалованной, капризной, эгоисткой. Говорят, ребенком она была очаровательная, и ее здоровая тщеславная мать обожала ее. И разумеется, когда Адель выросла и вышла замуж за миллионера, лучше она не стала.
Я машинально убила двух или трех комаров и сказала:
— Да уж я ни за что на свете не желала бы оказаться на месте Хедвиг. Не понимаю, почему она давным-давно не бросила свою сестричку?
Йерк поднялся со скамейки и каким-то странным голосом пробормотал:
— Скажи ей это сама, увидишь, какой будет эффект.
Он резко повернулся и пошел в сторону виллы. Я поплелась за ним в растерянных чувствах. В саду перед верандой мы встретили разъяренную Виви Анн.
— Куда вы, черт возьми, запропастились? — злобно прошипела она.
— Прогуливались при луне, флиртовали. Почему бы тебе не заняться тем же? — пошутил он.
На мгновение мне показалось, что она вот-вот ударит его. Но она резко повернулась на тонких каблуках и вошла в дом.
— Мама наверху! — бросила она на ходу через плечо. — Она в ударе, выступает в лучшем виде!
Мы поднялись наверх, и сцена, которая представилась нам в большом зале, как нельзя лучше объяснила саркастическое замечание Виви Анн.
Хедвиг и Эйнар сидели в креслах. Выражение лица Хедвиг было печальное и тревожное, в карих глазах Эйнара я прочла крайнее изумление. У стены, прислонясь к дверному косяку, стоял Осборн. Его рыжие волосы были взъерошены, усыпанные веснушками щеки пылали. Можно было понять, что он шокирован и смущен. Зрелище было поистине ужасное. Адель выделывала высокие прыжки и молотила кулаками воздух перед ним, словно боксер на ринге.