— Что же тогда послужило причиной смерти?
— К сожалению, решить это он не смог. Он сохранил содержание желудка и кишечника и послал его в судебно-медицинские учреждения на экспертизу, туда же мы еще раньше послали платье и тряпку для мытья посуды, которые нашли среди мусора. В ожидании результата довольствуемся наблюдением, которое сделал Альгрен. Он обратил внимание на то, что тело целую неделю пролежало в озере; за такое долгое время оно обычно совершенно уничтожается. Это указывает на то, что Отти приняла яд с эффектом консерванта.
— Например?
— Во всяком случае, не грибной яд.
— Йофурол? — предложила я.
— Да, никотин хорошо вписывается в эту картину.
— Полагаю, — сказал Эйнар, — что надежды на отпечатки пальцев нет. Также, как на хрустальном флакончике, на пузырьке с йофуролом, на камине, в котором сжигают мусор?
— На ручки от шкафов или на дорожные сумки…
— Стоп, — вмешалась я. — А были еще сумки, кроме той, что стояла в шкафу? Я ни слова о них не слыхала.
— Одна сумка лежала под кроватью Меты… стало быть, под кроватью Отти. Она была пуста, точно также, как и другая.
Кристер налил себе еще кофе и продолжал:
— Думаю, мы в известных пределах можем восстановить то, что произошло в этом доме в прошлый понедельник вечером. Отти вернулась домой от Адели Ренман самое раннее без четверти восемь, а может и на пятнадцать минут позже. Дорожные сумки, уже упакованные, были готовы к ее отъезду ранним утром следующего дня. Однако Отти обнаружила нечто такое настолько серьезное, что ей пришлось изменить свои дорожные планы. Она тут же позвонила — дважды, один раз — вам, потому что после своего письма считала вас как бы посвященными в эту таинственную историю, и, кроме того, ценила как умных и опытных людей, другой — к окружному полицейскому. Затем, немного поразмыслив, позвонила также шоферу такси и отменила поездку во вторник. Затем, как я догадываюсь, она почувствовала потребность глотнуть крепкого спиртного. Она выбрала бутылку смородинной наливки и приготовила себе бутерброд. Ну, а потом ее начало ужасно рвать.
— Но, — прервала я его, — как ее угораздило принять яд? Если это был йофурол, то, разумеется, он находился совсем близко под рукой на полке в туалетной комнате, но как он попал в наливку или во что-нибудь съеденное ею?
— Вот это, — сказал Кристер, — пока пробел в наших знаниях. Мы не знаем, как было совершено убийство и не знаем даже, когда наступила смерть. Где-то после двадцати минут девятого, это — единственное, чего нам остается придерживаться.
— Хедвиг позвонила около девяти, — напомнил Эйе, — но Отти не отвечала. Не означает ли это, что к тому времени она была мертва?
— Да, абсолютно верно. Но она, естественно, могли и выйти из дома. А вообще-то нельзя исключить возможность и того, что Хедвиг лжет.
Я подумала об Отти, совершенно одинокой здесь, в ее любимом домике, переполненной отчаяния и страха перед раскрытой ею тайной, поднимающей стакан или чашку, содержавшие смертельный яд…
— Это… это… ты думаешь, что это произошло быстро?
— Следы ее ужасающей рвоты свидетельствуют ведь об этом.
— Значит, это не сама Отти сняла с себя грязное платье и сунула его в камин для мусора? — спросил Эйнар.
Но я возразила:
— Отти никогда не выбросила бы одежду, которую легко отстирать с помощью воды и мыла. И она также никогда не втиснула бы свою новую сумку в тесный угол на полке для обуви.
— Нет, — ответил Кристер. — Это наверняка дело рук ее убийцы, который изо всех сил старался стереть по крайней мере наиболее очевидные следы убийства. Все соседи знали, что Отти предоставила свой дом друзьям, и преступник явно получал на время отсрочку, или, иными словами, на то время, пока не кончатся три недели, которые Отти собиралась провести в Испании. Поэтому он вымыл стакан, из которого она пила, поставил наливку в холодильник и распаковал дорожные сумки Отти. Платье, он, вероятно, был вынужден с нее снять, чтобы не запачкаться, когда нес ее тело вниз к озеру.
— Была ли у убийцы гребная лодка? — поинтересовался Эйнар. — И кто в таком случае мог бы воспользоваться такой лодкой?
— Все, — лаконично ответил Кристер. — У Ренманов есть плоскодонка, также как и у Турвальда Бьерне. И Йерк Лассас вечно обретается в старой лодочной лачуге Гуннарсонов.