Я вышел навстречу — а то ведь иначе так и не зайдут. Был у меня как-то такой случай…
Встретились в полутемных сенях. Летка, остроухая, черная с белой грудью восточноевропейская лайка, за немалые деньги купленная у знакомого охотника из Будогощи, даже головы не повернула к явившимся — мол, не мое это охотничье дело. Полкана прикормил — вот он и пусть тебе сторожит. Я в лесу работаю. Ну и лежи себе, никто тебя голос подавать не заставляет.
Куртки-штормовки на моих гостях самопальные, удобные, потертые — сразу видно, в лесах эта пара не новички, хотя кто их знает, конечно…
— Здравствуйте! — девушка начала. Худенькая, волосы русые кругом сострижены — модная какая-то стрижка, Арафраэль говорил — «градуированное каре» называется. Глаза большие, светло-серые, блеклые. Не встретишь больше на земле Русской синеглазых красавиц. Перевелись. То ли за океан все подались, то ли линзы контактные понадевали.
— И вам здравствовать, — ответил я, стараясь, чтобы мой бас не перешел бы в совсем уж неразборчивое рычание. — Входите, гости дорогие, откушайте, что послано…
— А… спросить можно? — Казалось, девчонка вот-вот поднимет руку, точь-в-точь как первоклашка-отличница. — Кем послано?
Признаюсь, я опешил. Вот это прыть!
— Откушайте, чем Бог послал! — вот как правильно! — Она укоризненно уставились на меня. — Потому как всякое яство — от Него, и радость вся, и жизнь сама…
— Ты из обители будешь, что ли? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Выследили-таки, черноризцы. Выследили — не зря по окрестным болотам осенью лазали туристы какие-то странные, что под гитару не Высоцкого с Визбором, а «духовное» поют… Думали, я не услышу… Хоронились за тремя болотами, за семь верст почти…
— Из обители, — кивнула. Странно — на монашку совершенно не похожа. Да и парень… Бицепсы Ван Дамму впору.
— Ну, и ладно, — я сворачивал опасный разговор. — Входите! А зовут-то вас как, гости дорогие?
— А… Я — Лика, а он, — девчонка мотнула головой, — он у нас Ярослав. Правильно?
— Умгу, — выдавил из себя парень. Разговаривать он явно не желал. И еще — он меня очень боялся. По хорошему боялся, как боится настоящий солдат сильного врага — что и помогает ему, солдату, не лезть на рожон, а драться с умом и толком.
Гостья моя слегка замешкалась, себя называя — то ли уже привыкла в обители к монашескому имени, называть которое не хотела, толи придумала вымышленное… Осторожничают, верят, видно, что если назвать свое подлинное имя, отдаешься во власть его услыхавшего… Ле Гуин, Урсула — или как там тебя?
Вошли в горницу. Лица гостей моих разом, как по команде, обернулись к красному углу — однако на треугольной полке для образов у меня был свален всякий нужный в хозяйстве мелкий инструмент, икон же не было в помине.
Ни он, ни она, похоже, ничуть этому не удивились. Даже не спросили — на что же им, православным, креститься, в дом входя? Парень быстро оглядел все вокруг — цепко, остро, умело; похоже, уже прикидывал, чем и как здесь можно драться, если до этого дело дойдет.
Я усадил их за стол. Перекрестились они (глаз с меня не сводя!), слова свои заветные пошептали — а едят едва-едва. И — видно ведь, что голодные! — а едят мало, словно только что отобедали, а у меня — только из вежливости. И еще — осторожничают. Ярослав этот молоко медленно-медленно тянул, точно боялся — на дне жаба окажется. Помилуйте, что вы, давно время таких шалостей прошло…
Но — все же поели. Мало, мало — но честь хозяину оказали. Я потянулся к пыхтящему самовару.
— Чайку?
— Это можно! — откликнулась Лика. Сама маленькая, русая, лицо округлое, приятное; совсем хороша была бы, — но вот глаза эти блеклые… Ровно у мертвеца, убереги нас силы лесные!
Налил им чайку. Сидим. Молчим. Закон строг — пока гость не насытится и сам говорить не начнет, расспрашивать его невместно.
Ярослав — туча тучей. А Лика эта вроде как ничего, освоилась. Глазками — туда, сюда, по углам, по полкам, по печке…
Но — вот наконец и с чаепитием покончили. Пора уже мне, как Бабе Яге, гостей спрашивать с пристрастием — «дело пытаешь, али отдела лытаешь?»
— Мы, Михаил Андреевич, к вам специально приехали, — Лика о край стола кончиками пальцев оперлась, так, чтобы руки провисли, чтобы напряжение в связках чувствовать — волнуется. — Специально… повидать вас хотели, поговорить… Братия наши в здешних краях бывали, принесли весть… Мы и решились… Отец-настоятель отпустил и благословил…