Антон осмотрел драпировки на темно-серых стенах без единого окна, ковры, огромное — во всю стену — зеркало в золотой окантовке в форме переплетенных змеиных тел, низкий пузатый шкаф на резных ножках в форме звериных лап, такой же столик в углу с набором бокалов и рюмок, кресло, несколько пуфов и деревянный пюпитр с раскрытой книгой. Пол комнаты представлял собой сплошной ковер, в котором ноги утопали по щиколотку, потолок же напоминал черное зеркало с узором серебристой паутины, завораживающей взор. Антон смотрел бы на него долго, если бы не раздавшийся за спиной насмешливый мужской голос:
— Эй, мечтатель, очнись!
Антон обернулся. На него из проема незамеченной им двери смотрели двое: суровая старуха в фиолетово-черном одеянии и клобуке, с узкими, синевато-бледными губами, крючковатым носом и светящимися прозрачными глазами, и крупный, похожий на борца, широкий в плечах и в талии мужчина, чернобородый, с густой шевелюрой, одетый в черный костюм. Лишь две детали в его наряде были светлее остальной одежды: поясок Наталии, обнимавший черную атласную рубаху навыпуск, и мерцающий желтыми искрами перстень на указательном пальце. И еще одну деталь отметило сознание Антона: на поясе чернобородого борца висели три чехла, из которых выглядывали рукояти ножей.
— Очухался, гостенек? — тем же насмешливым тоном сказал мужчина. — Сейчас тебя накормят, и все будет в ажуре. — Он повернул голову к старухе. — Неплохой экземпляр, хозяйка, даже у меня слюнки текут.
— Дурак! — низким голосом, не повышая тона, ответила старуха, продолжая внимательно оценивать пленника.
Под ее взглядом Антон подошел к кровати, сорвал одну занавеску и обмотал вокруг чресел.
Чернобородый здоровяк засмеялся. Антон представил, как берет на прием весельчака, бьет ногой в горло, и смех тотчас же захлебнулся. Мужик в черном отшатнулся, с изумлением схватился за горло.
Старуха усмехнулась.
— Витязь зубки показал… нехороший мальчик… Постереги его.
Она исчезла.
Бородач исподлобья оглядел фигуру Антона, который постепенно набирал силы, помассировал горло и криво улыбнулся.
— Спасибо за предупреждение… Витязь. Буду знать, на что ты способен. Говорят, ты хороший боец, если выживешь — потанцуем в спарринге, проверим, на что ты годишься. А сейчас тебя ожидает ба-альшой сюрприз! — Он снова выдавил кривоватую улыбку. — Советую подзаправиться, так как скоро придется потратить много энергии.
В комнату неслышно вошла монашка в низко надвинутом платке, внесла поднос с какими-то горшочками и пузатыми плошками, поставила на столик в углу и шмыгнула обратно. А следом за ней в спальню вошла голая, если не считать кисейной накидки, девушка поразительной красоты, держащая в руках необычной формы сосуд — бутылку темно-зеленого стекла с двумя горлышками. Она была стройна и изящна, хотя ступала как-то странно, сковано и тяжело, и при каждом шаге высокая грудь с тугими сосками прыгала вверх-вниз, широкие и крутые бедра вздрагивали, а прозрачные глаза сияли и притягивали, звали, манили, обещая небывалое блаженство.
— Иди, сотник, — хрипловатым, каким-то шипящим голосом проговорила незнакомка, приближаясь к Антону. Поднесла ко рту бутылку и хлебнула из двух горлышек по очереди. Глаза ее стали огромными, абсолютно пустыми и прозрачными, затем стали расширяться зрачки, пока не заполнили собой чуть ли не все глаза, и протаяла в них вдруг такая откровенная звериная страсть, бешеное вожделение, что Антон невольно отступил, ощущая, как в него вливается чужая зовущая сила.
— Осторожнее, хозяйка, — низко поклонился бородач, пятясь к двери. — Он кое-чем владеет в потенциале. На всякий случай я подожду в коридоре. — Он вышел.
— Иди ко мне, Витязь, — протянула руки к Антону красавица, облизнув ярко-алые губы; глаза ее помутнели, подернулись легком флером безумия. — Никто не узнает о нашей любви, даже если ты захочешь уйти. Но ты не захочешь. — Она сделала два глотка, протянула бутылку Антону — Выпей и почувствуешь, что такое райское наслаждение…
Ее грудь уперлась в грудь Антона, губы призывно полуоткрылись, руки сомкнулись на талии, прижимая бедра к бедрам. Волна желания ударила в голову Антона, спазматически сократились мышцы живота, по жилам заструилась не кровь — жидкое пламя, но кто-то холодно-рассудительный внутри него окунул сердце в ледяную воду, создал в груди чуть ли не физически ощутимую пустоту и ударом презрения загнал в эту пустоту вожделение плоти.
Голова стала ясной и звонкой, будто он вдохнул нашатыря. Колдовское головокружение прекратилось, наваждение прошло, сознание преодолело водопад эмоций и обрело способность анализировать положение. Антон разжал руки колдуньи, развел в стороны и шагнул назад. Сказал, окончательно успокаиваясь: