И все же факт слежки «привидения» за Антоном был тревожным, особенно в свете рассказанного Ильей. Вполне было возможно, что за всеми гостями Пашина началась слежка с использованием магических методов, и Антон подосадовал на себя за то, что не обратил внимания на свои ощущения еще ранним утром.
Прислушиваясь к себе и посматривая по сторонам, он вышел из метро на Пушкинской площади и, не торопясь, побрел по Тверскому бульвару. В течение получаса ничего необычного вокруг больше не происходило, никто за ним не следовал, не сверлил спину взглядом, и Антон успокоился, хотя продолжал держать себя в готовности к любому повороту событий. На пересечении бульвара с Большой Никитской он сел за столик открытого летнего бара и заказал бутылку пива «Миллер». Сидящая под соседним грибком красивая молоденькая девушка напомнила Антону рассказ Ильи о встрече на озере с восемнадцатилетней Владиславой.
Девушка закурила, закинула ногу за ногу и посмотрела на Антона с особым приглашающим прищуром, и он отвернулся. Она явно скучала и искала повод для знакомства. Знакомиться же ему не хотелось ни с кем. Мысли вернулись к происшествию в метро. От него за версту разило мистикой или шизофренией, но поскольку Антон был трезв, наркотиков не потреблял и психику имел устойчивую к воздействию извне, то причину его видений следовало искать в другом. Например: считать, что призрак, выглядывающий из спины читавшего газету мужчины, существовал реально и представлял собой сгусток какого-то психического поля, отмеченного сознанием Антона. Кто-то действительно следил за ним неким магическим образом, но не рассчитывал, что этот его «поток внимания» будет уловлен объектом слежки.
Посидев еще немного в состоянии эйфорической расслабленности, Антон встряхнулся, оставаясь с виду задумчивым и сонным, и отправился бродить по бульварам дальше, пока не добрался до Арбата, исчерпав запас времени, где словил такси и поехал восвояси, домой к Илье. Поймать за работой тех, кто за ним следил, если таковые имелись, ему не удалось. То ли они перестали за ним наблюдать, то ли применили другие методы, то ли существовали только в его воображении. Но уведомить Илью о своей встрече с призраком он все же счел за необходимость.
Пашин, вернувшийся домой точно в два часа дня, сначала отреагировал на сообщение легкомысленно, пошутив о влиянии столичного пива на «экологически чистый» организм бывшего зека, но потом увидел сдвинутые брови Антона и посерьезнел.
— Не обижайся, мастер, я вполне допускаю и мистическое сопровождение собственной персоны, тем более, что дед Евстигней меня предупредил об этом. За нами должны и будут следить и никуда от этого не деться, пока мы будем заниматься Ликом беса. Мало того, когда служба безопасности храма Морока убедится, что мы намерены довести дело до конца, за нас возьмутся всерьез, и тогда нам пригодятся все наши навыки людей боя, мастеров по выживанию в экстремальных условиях. Я почти пожалел, что втравил тебя в эту историю, но без тебя мне не обойтись.
— Я еду с тобой.
— Спасибо за ответ, хотя я не сомневался в тебе. Другое дело — комплектование экспедиции. Не хочется подвергать опасности других своих друзей, но придется, потому что без них я тоже не смогу обойтись.
— Кого ты предполагаешь взять с собой?
— Еще трех-четырех человек кроме тебя и Серафима.
— Он будет возражать.
— Переживет. Давай поговорим об этом позже, пора ехать к Лере.
— А подарок?
— Я подарю ей от нас обоих только что вышедший трехтомник «Мифы народов мира», статуэтку древнеславянской богини Лады и цветы.
— Я купил коробку конфет.
— Ну и отлично! Осталось только по пути купить цветы.
Они по очереди постояли под душем, переоделись и сели в машину Ильи, чтобы отправиться в гости, и почти одновременно засекли слежку: следом за ними со двора двинулся «Опель» серого цвета с затемненными стеклами и не отставал до тех пор, пока они не подъехали к дому по Старопанскому переулку, в районе Китай-города, где жила приятельница Ильи Валерия Гнедич.
Общеизвестно, что Китай-город — один из древнейших районов Москвы, ведущий свою историю с начала двенадцатого века, где был когда-то торговый и ремесленный посад, разросшийся за несколько столетий под стенами первой укрепленной московской крепости на Боровицком холме над устьем реки Неглинной. Но, как выяснилось в результате раскопок Китайгородского холма, поселения здесь существовали уже в начале тысячелетия, хотя деревянные постройки и тротуары и не сохранились, а может, сгорели еще до начала строительства Кремля.