А в комнате знакомо пахнет вымытым полом и березовыми дровами. Комната почти такая же, как в моем детстве. И так же смотрит в окошко рогатый месяц. Ему-то, в отличие от равнодушной желтой Луны, есть дело и до дяди Бори, и до меня. Ведь именно и именно о нем — хитроумном улыбчивом и носатом Месяце — рассказывал дядя Боря сказку.
...В этой сказке меня мало волновал старик, его дочери и два их мужа — Солнце и Ветер. Но Месяц!.. Я словно наяву видел, как он повис над приземистой банькой, в которой парится старик, вытянул длинную-длинную фосфорическую руку и сунул палец в приоткрытую дверь.
И тесный сумрак, в котором кряхтел и возился дед, наполнился зеленоватым неземным светом.
И вот в голове у меня, пятилетнего, созрел план: сотворить сказку самому и удивить дядю Борю!
Для выполнения плана требовались три момента: светящийся палец, отсутствие лишних людей в квартире и темнота в жилище дядюшки.
Я уже упоминал, что жил дядя Боря в проходной каморке между общей кухней и нашими двумя комнатами. В ту пору он вернулся из госпиталя, куда его, еле живого, направили из трудармии. Был дядя Боря очень худ и слаб. Часами лежал на железной крытой потертым коричневым одеялом койке (от одеяла всегда пахло табаком).
Через „дядиборину" каютку днем и ночью ходило множество народа: и наше семейство, и разные квартиранты, которые часто снимали у нас одну из комнат. И приятели брата, и многочисленные поклонники сестрицы... Дядю Борю старались не беспокоить: если он спал, ступали на цыпочках, свет не включали. В свою очередь дядюшка ни на кого не обижался, к жизненным неудобствам относился философски. Лишь на одно досадовал: дверь в нашу комнату (где то и дело шум и яркий свет) часто отходила от косяка. Ее закроют, а она, подождав, с ехидным скрипом вновь отъезжает, оставляя широкую щель.
То и дело вставать и прикрывать зловредную дверь ослабевшему дядюшке было трудно. И он придумал простой выход: привязал к дверной ручке веревку. Едва раздавался скрип шарниров, дядя Боря — дерг! — и все в порядке.
По вечерам дядя Боря обычно лежал без света. Так что одно из условий моей сказки было обеспечено.
Темнело рано, мама, брат с сестрой и квартиранты возвращались домой, когда за окнами стояла ночь. Поэтому помехи со стороны взрослых я не боялся.
А что касается светящегося пальца, я решил пожертвовать для этого дела „истребительским“ циферблатом. Тупым ножиком соскоблил с чисел на бумажку фосфорическую краску, левый указательный палец натер липкой вареной картофелиной и собрал на него весь добытый порошок. С замиранием в душе выключил электричество. Палец неярко, но заметно выступил из тьмы... Ура!
Я снова включил лампу, повертел перед ней палец, чтобы краска вобрала в себя побольше света. Затем опять щелкнул выключателем. Наступивший мрак был вполне сказочным, даже страшноватым. В нем что-то таинственно потрескивало. Ну и хорошо, так даже интереснее!
В каморке дяди Бори было темно, слышалось похрапывание. Это ничего! Дядюшка спит чутко. Я постучу о косяк, а потом громко продекламирую Пушкина:
и суну в щель палец. Спросонок дядя Боря удивится еще больше.
Я осторожно приоткрыл скрипучую дверь.
— Месяц, месяц, мой дру... ай! Ай-я-я-а-а!
Дядюшка, услыхав сквозь сон дверной скрип, машинально дернул веревку.
...К счастью, дернул не очень сильно, и ревел я недолго. Но первые полминуты выл от души. Перепуганный дядя Боря, как в лучшие дни молодости, резво слетел с кровати, схватил меня в охапку:
— Что с тобой?!
— Па-алец!.. Прижа-а-ал!..
— Ох ты, горе мое! Надо холодной водой.
— Не на-адо! Свет смоется!
— Какой еще свет?
Когда все выяснилось, дядя Боря в утешение мне начал горячо восхищаться моей выдумкой.
— А ведь и в самом деле светится! Ну точно как месяц! Если бы я не дернул, а сперва посмотрел, обязательно решил бы, что лунный палец торчит...
Потом он все же уговорил меня сделать холодный компресс. И краска, конечно, смылась.
— Ничего, — успокоил дядя Боря. — Палец у тебя и так будто лампочка. Вон какой распухший, розовый. — Убедившись, что сустав у меня цел и большой беды нет, он опять обрел привычную склонность к юмору.
Я, почуяв насмешку, надулся. Но дядя Боря усадил меня на кровать и начал рассказывать, какой забавный и совершенно живой месяц показывали в фильме „Веселые ребята".