— Были знакомы.
— Пишет: „Его легко сбить с панталыку"... А что такое „панталык"?
— Не знаю.
— Целый день все думаю о Берге. Почти не разговаривали, и вдруг написал... Мы с мамой ни от кого теперь писем не получаем. Вы расскажите о нем поподробнее.
— Я с ним тоже мало разговаривал.
— А я, можно сказать, совсем его не знаю... Хорошо бы посылочку ему собрать. Он что любит? Я ему сало пошлю. Он любит сало? Можно будет что-нибудь сменять на сало... Бегите, Ставин, — бригадир рассердится. Спасибо за стихи! И молчите про письмо!
Александр Николаевич соскреб стеклышком на своей фанерке вчерашние записи и уже выводил против фамилии бригадников новые цифры.
— Нажимай, нажимай, Ставин, — сказал он, покосившись на кучу бетона. — Живее планируй!
— Какой гад увел мою лопату?
Лопатой орудовал Доронин — он в другом конце цеха тоже планировал щебенку.
— Тебе что, сука, одной лопаты мало?
— Не серчай, Ставин. Ну, взял твою лопатку — эко горе! У моей рукоятка треснула... А вот, глянь-ка: я солидольчику расстарался для твоих сапогов — вон на щепочке лежит. Ты помажь головки; голяшки не трогай, они кирзовые, им смазка ни к чему. А головки-то поласкай солидольчиком... Ты помажь пока, а я свое допланирую и отдам лопатку.
— Хитрый Митрий!
— А без хитрости подохнешь. Тут, сам знаешь, каждый каждого объехать норовит. А мы по-честному: я тебе солидольчику, ты мне лопатку.
— Па-а-аберегись! — с визгом и лязгом в цех въехали шесть вагонеток с бетоном. • - '
— Чего они там на бетонном с глузду зъихалы? До поверки какой-нибудь час, а чахоточные гонят и гонят вагонетки!
Бетонный завод — за рабочей зоной. Там вкалывают вольняшки и солдаты стройбата. Кто-то пустил слух, что это такие солдаты, которых по состоянию здоровья на фронт не берут.
— Налетай, хлопчики! — крикнул бригадир, и сам, первый, побежал к вагонеткам с лопатой.
Были бы вагонетки опрокидывающиеся! Нет, зэки для таких мордой не вышли.
Вся бригада набросилась на бетон. Четко стучат лопаты о железные борта вагонеток. Скорей, скорей! Еще — навалить на тачки, еще — развезти по цеху, еще — распланировать и утрамбовать виброрейками... Скорей, скорей! Времени почти не остается — вот-вот звонок на поверку.
Все посбрасывали ватники. Суетятся. Смешно как-то, по-медвежьи, косолапо переступают в своих кордовых чунях, под которыми зиму и лето напялены ватные чулки.
По бетонному полу прокинуты доски-трапы. Уже одна за другой застонали тачки. Худосочные руки растопырены и натянуты, словно гужи; каждый работяга прет что лошадь, гоня тачку с доски на доску — в самые дальние углы цеха.
А цех — громадина. Сами строили, сами меряли: девяносто метров в длину и сорок в ширину. Сейчас здесь зябко — сквознячок посвистывает. А, не до этого: скорей! Давай-давай! Да что ты, дьявол, крутишься, как кожа на пальце! Споткнулся — отвали в сторону, не мешайся со своей тачкой!
Вагонетки выпихнули из цеха, и они своим ходом покатились за зону. На передней вагонетке бригадир вывел мелом „Шабаш“ — дескать, больше бетона не шлите.
Эх, еще парочку тачек в свой угол! Когда все вот так дружно берутся, то работается очень даже весело. И всегда в такую минуту мама вспоминается: „Ты у нас слабенький, неврастеничный". Видела бы ты, сколько мне сейчас бетона поднавалили — доски у тачки выгнулись. Ничего, дюжим. Пайку полную получаем!
Лина Артюшкина... Ах ты, дело-то какое: она чуть-чуть на маму смахивает. И смех очень похожий.
— Скорей, скорей!
Навстречу с пустой тачкой Мчится Батька — полный землячок: мы с ним оба с Выборгской стороны — мужик совсем молодой, а бороду отпустил чуть не до пупа. Пустая тачка громыхает, какая-то щепочка цепляется за спицы колеса — словно бы пулемет строчит. ■
— За Родину! За Сталина! — кричит Батька и взбрыкивает ногами, как конь.
— За кого? — кричу я в ответ, будто не расслышав.
И тогда во всю гулкую, звенящую пустоту цеха Батька орет:
— Эй, бригадир! Ставин предлагает кричать: „За Родину, за Ставина!"
— Заткнись, Скиба! — обрывает Александр Николаевич; он такие опасные шуточки смерть как не любит.
— А ей Богу! — с хохотом разевает Батька свое мохнатое хайло. — Я кричал „За Сталина!", а он спрашивает „за кого?" Правда, век свободы не видать!
Никто не смеется. Все вкалывают.
Доронин свое распланировал и включил виброрейку. Потом спохватился, принес мою лопату. Принес и с интересом посмотрел на меня. Он что — всерьез поверил Батьке?
Подойти и дать Батьке по морде? Будет так: он здоровее меня — это раз; все подумают, что я в самом деле крикнул такой лозунг — это два.