Знаешь, когда ты опускаешь голову, то у тебя шея, как у бабушки, а когда поднимаешь,, то как у меня.
Из высказываний пятилетнего внука.
Он. Ты знаешь, кто самая красивая девочка?
Я. Кто же?
Он. Афина. Она в Пантеоне живет.
Диалог с шестилетним внуком.
Давай представим, что твой дед был принцем, а я — принцессой. И мы нашли друг друга. И у нас была свадьба. А тебя еще не было, совсем нигде не было, даже в воздухе. Ты уж прости, пожалуйста.
Я — белое платье, осиная талия, голые руки, глубокое декольте, прическа от парикмахера.
Он — темный костюм, белая рубашка, темный галстук, прямой взгляд мужчины, решившегося на подвиг или на плаху.
Все вокруг кричат: „Горько! Горько!", — заставляя целоваться на виду у всех. Прекрасная музыка то возносит к небесам, то осторожно опускает на землю, а потом еще дарит танцы. Вокруг опять кричат: „Горько!", потому что вокруг друзья и им нравится смотреть на нас, целующихся.
Но все в природе идет своим чередом. Пришел и рассвет, и загасил праздник. Начиналась нормальная жизнь — труд, преодоление, общение, недоговоренности, нечастые праздники, частые будни. Насколько бы нам было легче тогда, если бы мы знали, что у нас будешь ты, наш милый малыш, которому так интересно слушать о том, что с нами было. Все, что было — это путь к тебе.
Я. Сейчас твой черед рассказывать сказку.
Он. А сегодня про что?
Я. Про смешного поросенка...
Он. Ну, хорошо... Жил-был поросенок и захотел стать самым смешным. Пошел он в синагогу и попросил президента сделать его самым смешным.
Ночной разговор с внуком.
Жил-был однажды мальчик. Он очень хотел знать, как это так удивительно устроено все вокруг. Почему, например, камень летит-летит, а потом падает? А солнце висит на небе целый день и не падает, но к ночи куда-то уходит. Почему так умно двигаются его собственные ноги и руки — бегут, куда надо, берут, что надо и крепко держат? Да мало ли вопросов вокруг? Одни сплошные вопросы...
И вот решил мальчик учиться, чтобы разобраться со всем этим. Подрос он и поехал в Москву-столицу, сдал все экзамены на „отлично", а его в Университет не приняли. Вот идет он грустный-прегрустный по красивой аллее большого парка, а навстречу ему, откуда ни возьмись, маленький такой, совсем сгорбленный дедушка. Глаза у дедушки тоже грустные, а лицо доброе. Остановился и спрашивает: „И откуда ты такой будешь, молодой человек? Из Сибири, говоришь... И мама-папа у тебя есть? Мама, говоришь... Послушай теперь, что я тебе скажу, молодой человек. Поезжай-ка ты домой, к своей маме, ей без тебя плохо. А учиться и в Сибири можно. Жизнь всему научит." Сказал все это дедушка и исчез, как его и не было.
Вернулся взрослый мальчик домой, начал учиться, работать, а заодно придумывать всякие интересные машины. Он не очень-то и придумывал, а только смотрел, как в природе устроено. Одна его машина была совсем, как паук. Она могла ходить по земле и по стенке, и по потолку, и как паук муху, держала в своих „лапах “ металлический шарик и быстро-быстро стачивала его своими стальными зубами.
Вырос мальчик во взрослого мужчину. Очень изменился. А мир вокруг как был, так и остался из одних вопросов. Почему, например, человек должен стариться? Так хорошо быть всегда молодым...
Кир Булычев
РОКОВАЯ СВАДЬБА
Август завершался солидно, как в старые времена. Листва еще не пожелтела, но помутнела и пожухла, зато небо было бирюзовым, нежным, а по нему плыли облака пастельных тонов.
В понедельник Удалов возвращался с садового участка, вез сумку огурцов, два кабачка, банку собственноручно засоленных помидоров. Еще на конечной автобус заполнился такими же огородниками, у рынка многие сошли, вместо них втекал городской, в основном молодой народ. Этот народ не обращал внимания на прелести августа и не хотел единения с природой, он хотел единения друг с дружкой.
Мускулистый от щиколоток до шеи парень ограждал свою спутницу ,от других пассажиров. Девица ему досталась фарфоровая, ясноглазая, вроде бы задумчивая,’ хотя ясно было, что задумываться ей нечем.
В годы удаловской молодости таких девиц еще не рожали и не разводили. Главной частью девицы были ноги, сооружения архитектурной ценности, соединявшие пол автобуса с подолом короткой туники. На них можно было вешать дощечку: „Памятник архитектуры конца XX века. Охраняется собственниками“. Над ногами, на уровне удаловского подбородка, начинались прочие детали тела — талия, наглая грудь, рвущая тесную одежду, а потом нечто розовое, голубое и золотистое.