— Не понимаю.
— А вот дойдем до загса, поймешь.
Они дошли до государственного особняка без десяти двенадцать, чуть раньше новобрачных.
Вскоре появились и новобрачные. Галочка была в белом платье и очень хороша. Только бледная и синяки под глазами — видно возлюбленные спешили провести генеральную репетицию любви. Жених немного пошатывался. За ним шел кудрявый редактор „Гуслярского знамени" Малюжкин, который и отправил Стендаля в счастливую командировку, а также секретарша редакции Эльвира, которая с трудом сдерживала слезы и желание растерзать заморскую невесту.
Вдруг с другой стороны переулка появилась иная процессия.
Шел бритый парень, его рыжая подружка из будущего, их мамаша, отец, друзья, только не было, естественно, родителей невесты. За ними медленно следовал слон с нарисованными на боках белилами двумя обручальными кольцами.
Послышался рев мотора. Обогнав процессию, приехал Николай Гаврилов, бывший подросток из дома шестнадцать. Он привез свою невесту на мотоцикле. За мотоциклом бежала мать Гаврилова, которая была недовольна очередным браком сына, потому что после очередного развода приходилось оставлять бывшей жене одну из комнат или покупать кооператив. Из-за этого Гавриловы жили в постоянной бедности.
Итак, к двенадцати часам накопилось три пары.
Если кроме Удалова и Минца (не говоря о женихах) кто-то и знал, что эти невесты вовсе не люди, а надувной синтетический товар из будущего, никто и виду не подавал.
К загсу подошла Мария Тихоновна, яркая блондинка неопределенного возраста, разговорчивая и доброжелательная.
— Ого! — воскликнула она. — У нас большой день! Полна горница людей!
Улица заполнялась народом. С обеих концов подтягивались зрители, привлеченные слухами и пересудами.
В толпе зевак Удалов увидел и президента Академии наук, переодетого цыганкой, а также двух его охранников, изображавших негритянскую правительственную делегацию.
Значит, все же подглядывают, хоть и затаились. Впрочем, так и надо.
Мария Тихоновна сняла замок с дверей, зашла первой, остальным велела ждать в приемной, а пока заполнять анкеты.
Все расселись за столы и принялись писать.
Правда, как выяснилось, невестам пришлось придумывать фамилии, но это сделали быстро и с шутками. Только мать Гаврилова плакала. То ли от предчувствия, что скоро придется снова разменивать квартиру, то ли огорчилась тем, что молодежь в шутку придумала невесте фамилию Рабинович.
Невесты заразительно смеялись. Галочка шутила, а у обеих Эльвир шутки не получались и они смеялись просто так.
Кого-то послали за шампанским, кто-то спохватился, что нет цветов и нарвали золотых шаров в саду у Савичей, за что заплатили крикливой Ванде в долларах и взяли ее в свидетельницы.
В помещение загса набилось человек тридцать.
Подошел торжественный момент, когда анкеты сданы, взносы уплачены, в зале наступает момент тишины и даже перешептывания смолкают.
Три пары стояли перед столом регистраторши Марии Тихоновны.
Часы показывали без минуты час.
— Сегодня выдающийся день в жизни Великого Гусляра, граждане, — сказала Мария Тихоновна. — Сразу три очаровательные пары подошли к моему так называемому алтарю... — тут она смутилась, потому что в наши дни шутки с религией вряд ли уместны, и добавила: — хотя я надеюсь, что после гражданской церемонии вы обвенчаетесь и церковным браком.
По душно набитому помещению пронеслось шуршание голосов согласных с ней гостей и новобрачных.
— Но закон есть закон! — продолжала Мария Тихоновна. — И я попрошу подходить ко мне пары по алфавиту. Первыми к столу подойдите Гаврилов с гражданкой Рабинович, и их свидетели.
Мать Гаврилова продолжала тихо плакать.
Но потянулась за свидетелями.
Профессор Минц вытащил видеокамеру и снимал церемонию. Камера была японская, маленькая, но профессиональная. Точно такой же камерой снимал и президент Академии в образе цыганки. Только он стоял в другой точке зала.
Слон сунул хобот в открытое окно и затрубил „Свадебный марш“ Мендельсона. Никогда еще Удалову не приходилось слышать, как трубят слоны. Звук был утробным, но музыкальным. Все засмеялись, от души благодаря слона за участие в церемонии.
— По доброй ли воле вы вступаете в брак? — спросила Мария Тихоновна у Гаврилова и длинноногой красавицы.
— По доброй, — сказал Гаврилов.
— Ой, по доброй! — воскликнула красавица Рабинович. — Вы не представляете, вы просто не представляете, как он умеет меня любить!