Она игнорирует меня, как делала это с того момента, как я вышел из самолета и прослушал ее сообщение на голосовой почте, сразу же перезвонив ей, когда я развернул самолет и помчался к ней домой. Я приехал слишком поздно, и она уже покинула больницу. Я нашел ее в нашей библиотеке, она безмолвно смотрела на камин, ее глаза остекленели.
Сиерра дрожащими руками достает помаду и подправляет макияж, но ее горе заметно по покрасневшим глазам и мешкам под ними. Она не позволила мне обнять ее, когда плакала, засыпая рядом со мной, ночь за ночью, не позволила даже взять ее за руку. Если бы не моя мама, она бы несколько дней ничего не ела, и только Рейвен помогала ей принять душ. Что бы я ни делал и ни говорил, она не хочет прислониться ко мне, и я виню в этом только себя.
— Нам нужно идти, — говорит она в конце концов. — Бабушка не любит, когда я опаздываю.
Я тянусь к ее руке, но она обхватывает себя руками, уходя, и я следую за ней, мое сердце в смятении. Сиерра удивленно поднимает глаза, когда видит, что мои родители и все мои братья, включая Валерию, припарковались у ее дома. Сегодня все они выбрали черные машины и терпеливо стоят перед ними, ожидая Сиерру. Она бросает на них взгляд и на несколько мгновений зарывается лицом в ладони, а я выдыхаю, наблюдая за тем, как она изо всех сил старается расправить плечи и вернуть себе самообладание. На этот раз она не отстраняется, когда я обхватываю ее за плечи и веду к нашей машине.
— Твои братья и невестки будут находиться под охраной нашей службы безопасности и полицейского эскорта, — объясняю я, пока мы едем к поместью Виндзоров, где начинается процессия. Похороны Анны Виндзор — одно из самых безопасных и в то же время рискованных событий года. Многие политики, члены королевской семьи и почти все бизнес-магнаты разных отраслей прилетели на них, чтобы почтить память женщины, которую мы все глубоко уважали. Большинство привели с собой частную охрану, но и город был полностью закрыт, полиция и вооруженные силы приведены в состояние повышенной готовности.
Сиерра смотрит в окно, наблюдая за тем, как катафалк въезжает в ворота Виндзоров. По обе стороны от открытых ворот стоят служащие дома Виндзоров со слезами на глазах, наблюдая за тем, как Анна в последний раз покидает дом. За катафалком следует машина Ареса и Рейвен, затем Луки и Валентины, Диона и Фэй, Зейна и Селесты, Лексингтона и Райи, а потом мы, за нами — мои родители, братья и сестра. Каждая часть сегодняшнего дня была тщательно продумана, охрана четко знала, кто в какой машине едет, и даже с какой скоростью мы должны ехать. К моему удивлению, на дорогах, ведущих к кладбищу, выстроились люди в черных траурных одеждах.
— Я узнаю некоторых из этих людей по благотворительным организациям, которые бабушка основала или поддерживала, но большинство — это сотрудники компании Windsor, — говорит Сиерра, ее голос срывается. Виндзоры дали сегодня всем своим сотрудникам выходной, но я точно знаю, что никто из них не просил своих работников быть здесь сегодня, поэтому видеть их всех здесь согревает мое сердце.
— Ее так любили, — говорю я Сиерре, когда наш водитель останавливает машину, и наш охранник подходит, чтобы открыть нам дверь. Я выхожу и протягиваю жене руку, и она колеблется, прежде чем взять ее. Больно осознавать, что даже сейчас, когда она больше всего на свете нуждается в утешении, ей нужен не я.
Я обнимаю жену, пока нас провожают к нашим местам в первом ряду, сотни людей уже ждут на открытом воздухе. Мы сидим вместе с ее невестками, и у нее перехватывает дыхание, когда ее братья вносят гроб. Рейвен обнимает Сиерру, а моя жена кладет голову на плечо Рейвен, когда начинается церемония.
Как будто боги тоже плачут, начинается дождь, и повсюду поднимаются черные зонтики, а мы сидим и слушаем, как Арес обращается к собравшимся, благодарит их, а затем рассказывает нам всем истории о бабушке Анне — их версию, а не ту, которую знал весь мир. Он рассказывает о том, как рос с ней после того, как они потеряли родителей в авиакатастрофе, и как она изо всех сил старалась не дать им почувствовать свою потерю. Мрачность Сиерры немного спадает, когда он начинает рассказывать о жарких схватках за печенье и о том, что их дружная семья — это свидетельство бабушкиной любви и ценностей, и что они никогда не примут это как должное. В это время я наблюдаю за своей женой, желая забрать ее горе и самому перенести все это.
Арес дрожит, когда священник занимает его место, а я делаю ровный вдох, и в груди у меня все болит. Я буду скучать по нашим обедам и по тому, как она выпытывала у меня информацию о нашем браке далеко не самыми тонкими способами. Мне будет не хватать ее печенья и советов, которые она всегда готовила для меня, когда понимала, что я настолько занят работой, что не могу от нее отвлечься.