— Ксавьер? — шепчет она, и в ее голосе звучит растерянность, когда я отстраняюсь и хватаю пару спортивных штанов, торопливо одеваясь. У меня сводит живот при мысли о том, каким эгоистом я продолжаю быть с ней, и меня тошнит от этого.
Сиерра поворачивается и опускается на колени на пол, глядя на меня своими невинными глазами. Я бросаю на нее долгий тяжелый взгляд и ухожу, пока не сделал то, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь.
Глава 33
Ксавьер
Я останавливаюсь перед своим домом и смотрю на входную дверь, испытывая противоречивые чувства. Уже в третий раз за неделю я приезжаю домой и не могу войти. К этому времени у Сиерры было достаточно времени, чтобы осмыслить случившееся, и она достаточно умна, чтобы понять, что я должен был кого-то убить, чтобы оправдать то количество крови, которым я был покрыт. Я не могу смириться с мыслью, что встречусь с ней и не найду в ее глазах ничего, кроме ужаса и страха. Я отчаянно цепляюсь за это пространство, наполненное неизвестностью, в котором я существовал. Как иронично, что я превратился в гребаного котенка Шредингера.
Я вздыхаю, сдавая назад, и продолжаю бесцельно колесить по городу, как делал это каждый вечер на протяжении последних двух недель, и в итоге оказываюсь перед домом своего лучшего друга, даже не подозревая об этом. Опять. Я делаю глубокий вдох и кладу руки на руль, а затем упираюсь в него головой. Что, черт возьми, я собираюсь делать? Как мне смотреть в глаза своей жене, зная, что я навсегда разрушил ее представление обо мне? Я всегда знал, что я гнилое яблоко, но, черт возьми, когда дело касалось ее, я так отчаянно хотел быть хорошим, достойным. Я не хотел, чтобы она знала о том зле, которое живет во мне, о том, что я сделал, чтобы защитить свою семью. Она никогда не поймет — ее не воспитывали так, как меня, не учили стрелять, вместо того чтобы учить ездить на велосипеде.
Я вздрагиваю, когда дверь моей машины открывается, и глаза мои расширяются, когда Дион садится в мою машину.
— Я ничего не говорил последние три ночи, когда ты парковался перед моим домом, — говорит он, откинувшись на спинку сиденья. — Я понимаю, каково это — не хотеть говорить и не знать, куда идти, но так продолжаться не может. Скажи мне, почему ты здесь и выглядишь так, будто кто-то переехал твое гребаное домашнее животное, когда ты должен быть дома со Сиеррой.
Я вздыхаю и щиплю себя за переносицу.
— Я облажался, — признаю я.
Он напрягается, явно стараясь изо всех сил не выдать своего беспокойства, но я слишком хорошо его знаю.
— Что ты сделал?
Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю в окно, испытывая противоречивые чувства. Дион всегда был единственным человеком, с которым я мог поговорить, единственным, кому я мог сказать все, не боясь осуждения, но сейчас все иначе. Я не могу рассказать ему всю историю. Я не могу рассказать ему, что грубо разговаривал с Сиеррой, что безжалостно трахал ее лицо, вместо того чтобы относиться к ней с заботой и терпением, которых она заслуживает. Она сказала мне использовать ее, и я, черт возьми, использовал.
Я потерял себя в ней, на несколько мгновений забыл обо всем, кроме нее. Я был так далеко, что чуть не лишил ее девственности на чертовом полу в нашей гардеробной. Она даже ничего не сказала, не остановила меня, но я знаю, что она всегда бы обижалась на меня, если бы наш первый раз был окутан дымкой гнева.
— Просто скажи мне, — говорит Дион, его голос мягкий. — Ты знаешь меня, Ксав. Ты не можешь сказать ничего такого, что я бы воспринял неправильно.
Я опускаю взгляд на свои руки, сожаление поселяется глубоко в моей груди, пока я пытаюсь определить, какие части истории я могу рассказать ему, а какие должен держать при себе.
— Анонимный источник связался со мной и прислал фотографию Валерии, которую ни один брат не должен видеть. — У меня сводит желудок, и я стискиваю зубы. — Они приковали ее к кровати. Это было... это было чертовски ужасно. Она никогда не говорила мне, что с ней случилось, но догадаться было нетрудно. Но увидеть это? Это разорвало меня на части. Я не могу поверить, насколько сильна моя сестра, как много она пережила в тишине и как хорошо она себя чувствует после возвращения домой.
Я наклоняюсь вперед и опускаю голову на руль, делая глубокий, успокаивающий вдох. Мне нужно было выговориться, а я даже не осознавала этого.
— Они пытались шантажировать меня, сказали, что разошлют фото в СМИ и все другие источники, которые могут ее искать, а я ни за что не позволю кому-то разрушить весь тот прогресс, которого она так старательно добивалась. Я нашел этого ублюдка и сделал так, чтобы он больше никогда не заговорил, а потом нашел всех людей на фото. — Я вздыхаю и зажмуриваю глаза, испытывая беспокойство. — Сиерра видела, как я вернулся домой весь в крови.