А дальше началось самое интересное. Оказалось, что на этой даче держали в заложниках не только меня, но и одну бабу — тоже какую-то коммерсанту. Эффектная такая мадам лет сорока — сорока пяти, точнее сказать не берусь. Стерва, конечно, не без этого, но холеная, гладкая, пышная. Держали нас с ней не слишком строго — запирали только на ночь, а днем, пожалуйста, ходи по всему дому, но на улицу ни ногой. Кстати, из трех этих амбалов один, как правило, дежурил в сторожке у ворот, а двое других — в доме.
Без инцидентов не обошлось — однажды все трое основательно надрались да и нас с ней заставили выпить. После этого глаза у них разгорелись, включили видео с порнухой, ну и началось. Судя по всему, ей подсыпали бурудангу — есть такая латиноамериканская травка с весьма любопытным действием. Мадам начала беспрерывно смеяться и при этом рукой-ногой пошевелить не могла. Впрочем, от нее этого и не требовалось — они сами ее раздели, разложили на диване и давай по очереди трахать. А поскольку каждому ее хотелось в разных позах, то и вертели бедную женщину, как надувную куклу из секс-шопа. Хотели и меня заставить поучаствовать, но я отказался, хотя, честно сказать, тоже почувствовал изрядное шевеление в штанах. Кстати, один из бугаев снимал на видеокамеру, и, ей-богу, неплохой сюжет получился — в тот вечер мадам хохотала так, словно бы ей самой все это безумно нравилось.
Зато на следующее утро, когда действие наркотика кончилось, она яростно материлась и грозила, что, как только выйдет на свободу, наймет людей, чтобы «кастрировать этих ублюдков». Заткнулась она лишь тогда, когда один бугай пригрозил немедленно повторить вчерашнее действо. Звали ее Любой, Любовью Петровной.
Ну а теперь о самом главном — за день до того, как я должен был звонить Динке, на участок буквально ворвалась тачка их главного, и, едва за ней закрыли ворота, как тут же прозвучали выстрелы. Нас с Любашей отвели наверх и заперли в одной комнате. О том, что происходит, нетрудно было догадаться — участок оцепили омоновцы, подъехал их начальник и давай орать в мегафон, чтобы немедленно сдавались, иначе он отдаст приказ штурмовать дом. А для острастки этот мудак приказал дать пару очередей. Две пули залетели и в нашу комнату, после чего с женщиной началась истерика и мне пришлось ее успокаивать.
Представляете ситуацию, мужики, — из-за забора орут, чтобы сдавались, иначе «никого брать не будут и всех положат на месте», а из дома отвечают, что при начале штурма они первым делом прикончат заложников, и требуют, чтобы им дали возможность уйти. И те и другие злобно кроют друг друга матом, а мы сидим с этой бабой взаперти и ждем, кто первым придет нас убивать — то ли омоновцы при штурме, то ли рэкетиры перед его началом. Короче, положение аховое, и тут моя партнерша по несчастью вдруг выдает такую фразу: «Я, — говорит, — сейчас бы сама заплатила этим козлам, лишь бы они убрались отсюда и оставили нас в покое. — «Каким козлам, — спрашиваю, — тем, кто тебя насиловал?» — «Нет, — отвечает, — омоновцам».
Действительно, большей тупости, чем от того милицейского начальника, который из-за забора орал в мегафон, я в жизни не видел. Ну дай ты им уйти, а потом преследуй сколько душа пожелает, так нет же, ему, видишь ли, нужно было не столько спасти заложников, сколько отчитаться об успешно проведенной операции по взятию банды. А на то, сколько трупов при этом образуется, ему, гаду, плевать с высокой колокольни. И я уверен — побудь он в нашей шкуре, обделался бы как младенец!
И тут вдруг какое-то затишье. Мы с Любой навострили уши и начали прислушиваться к голосам внизу, в гостиной. «Нельзя их оставлять, шеф, — орал один из охранников, — они же свидетели и запомнили нас троих». — «Заткнись, — отвечал тот, с которым я торговался в первый день, — не за что их кончать. Она баба, а он должен был заплатить завтра. Короче, кончай базар, стрельните еще пару раз, и уходим».
После этого началась перестрелка, мы легли на пол и ждем, чем все это кончится. Опять стихло. Я минут пять выждал, подкрадываюсь к окну, выглядываю — и тут мне чуть плохо не стало: какой-то омоновец выскакивает из-за кустов и бросает гранату в окно первого этажа. Долбануло так, что стены зашатались. «Ну, — думаю, — сейчас еще пожар начнется, придется из окна выпрыгивать прямо под пули… Прощай, Динка, так и не успел я купить тебе платиновые серьги, а ведь обещал!»
Короче, еще несколько минут стрельбы, потом слышим — шаги по коридору, осторожные такие, крадущиеся шаги. Кто идет — непонятно, то ли омоновцы, то ли рэкетиры. И чего ждать, непонятно — то ли в дверь полоснут из автомата, то ли еще одну гранату кинут. Ну тут у Любы нервы не выдержали, и она как заверещит: «Не убивайте, не убивайте!»