Последнее время три главные темы отравляли существование Федора — размышления над жизнью, воспоминания о редакторах и проблема Елены Борисовны. Размышления над жизнью внушали страшную тоску, но не меньшую тоску внушала и мысль о Елене Борисовне. И до этого она его изрядно тяготила, а последнее время начала просто пугать. Как сделать так, чтобы она отвязалась, а то ведь еще действительно кого-нибудь зарежет… дуреха старая!
Надо бы ее с кем-то познакомить, что ли. Но кто польстится на эту старую калошу? Впрочем, ноги у нее отменные, да и вообще, принарядившись и наложив макияж, она еще очень и очень ничего. А что, если?..
Федора так захватила эта мысль, что он даже присел на диване и поднял с пола пепельницу. Действительно, что, если дать объявление в газете от ее имени и указать ее телефон? Наверняка ведь позвонит какой-нибудь озабоченный, а она из любопытства согласится с ним встретиться и тогда… Свобода! Нет, идея неплохая!
Более того, а что, если и самому попробовать дать похожее объявление? Составить его можно таким образом: «Знаменитый писатель, чьи книги можно найти на всех московских лотках, решил покончить с холостой жизнью. Главное требование к избраннице — выглядеть так, чтобы с ней было не стыдно прогуляться по Венеции». Неужели никто не откликнется?
Ну да ладно, насчет собственного объявления он еще подумает, а вот для Елены Борисовны сочинит его обязательно. Чем бы еще сегодня заняться…
Федор решил спуститься за газетой, в надежде найти там какой-нибудь кроссворд и с помощью него убить хотя бы час времени. Он вышел на лестничную площадку и спустился на первый этаж. Обратно он уже поднимался в состоянии глубокой задумчивости, рассеянно вертя в руках повестку в милицию. Оказывается, она лежала там уже два дня, и хорошо еще, что он вовремя спохватился — встреча была назначена на сегодня, на двенадцать часов. Странно… опять этот Прижогин. Раскопал что-нибудь новенькое об убийстве Евы… или так, имитирует энергичное расследование?
Впрочем, зачем ломать голову, через час он и так все узнает. Неторопливо собравшись и даже побрившись, Федор вышел из дома. Подходя к отделению милиции, он продолжал пребывать в самом спокойном расположении духа. В конце концов, что ему за дело — улик против него нет, а все эти подозрения — «что, дескать, ты делал в пьяном виде между десятью и одиннадцатью часами вечера?» — немногого стоят.
Он еще покурил и потоптался перед двухэтажным зданием отделения милиции, а затем затушил бычок и спокойно вошел внутрь. Спустя час, когда он вышел обратно, от его былого спокойствия не осталось и следа. Ай да Андрюха, ай да подлец! Заложил по всем статьям, а еще друг называется! Значит, он все-таки видел его в тот вечер неподалеку от котлована, но ничего ему не сказал?
Во время их разговора следователь ознакомил Родионова с показаниями Андрея и даже взял подписку о невыезде.
— Значит, это я главный подозреваемый? — криво усмехнулся Федор, ставя свою закорючку.
— Такая же подписка взята с ваших знакомых — гражданина Веселова и гражданина Разметаева, — сухо отозвался Прижогин, подписывая повестку и возвращая ее Федору. — Можете идти.
Глубоко задумавшись, Федор вышел на улицу, тут же полез за сигаретами, и в этот момент его окликнули. Вскинув голову, он увидел Валерия, который направлялся в отделение, буквально таща за локоть упиравшуюся и взволнованную девицу — высокую блондинку в плотно обтягивающих джинсах. Родионов сразу узнал в ней одну из медсестер — любовниц Андрея, — с которой пару раз сталкивался в собственном подъезде.
— Здорово, — первым сказал Валерий, протягивая свободную руку. — Ты чего такой вздрюченный? Прижогин обидел?
— Подписку о невыезде взял, собака… — нехотя отвечал Федор. — А ты что — теперь девочками по вызову занимаешься?
— Никакая я не по вызову, — плаксиво возразила блондинка, но Валерий на нее тут же цыкнул и еще крепче ухватил за локоть.
— Это наркоманка, — пояснил он Федору, — сидели, понимаешь, в сквере с подругой и курили марихуану. Эту-то я поймал, а вторая удрала, стерва. Но ничего, ты мне еще скажешь, как ее найти, — эта грозная фраза была адресована девушке. — Вот смотри, — и он протянул Федору пачку «Беломорканала», в которой перекатывались две папиросы. — Такие соплячки, а туда же… Стоять, я кому сказал! — Девушка вновь дернулась, но уже как-то неуверенно и при этом умоляюще посмотрела на Федора, словно от него что-то зависело.