— Так ты хочешь получить свою долю? Так бы сразу и сказал! Ну, и сколько же ты хочешь? Говори, не стесняйся.
— А чего мне стесняться? Я хочу забрать все старинные вещи и не хочу, чтобы ты продавала квартиру. Живи здесь — пожалуйста, я не возражаю, но продавать-то зачем?
— Значит, есть зачем, — упрямо возразила она. — А вещи я тебе не отдам.
— Тогда я подам на тебя в суд!
— Делай что хочешь, мне плевать!
Последнее замечание, высказанное самым небрежным тоном, окончательно вывело его из себя.
— Чертова шлюха! — закричал он, подступая к ней вплотную и сжимая руки в кулаки.
— Заткнись, идиот, и не вздумай меня ударить! — сидя на диване, она надменно вскинула голову и презрительно прищурилась.
— Я не бью женщин, даже если они этого заслуживают, — отступил Филипп. Немного поостыв, он добавил: — Ладно, давай поговорим спокойно. Если уж так все получается, сделаем как нормальные люди — оценим все имущество, включая квартиру, и я возьму себе четвертую часть. Причем в эту часть в первую очередь должны войти мои фамильные вещи.
— Я подумаю, — кивнула Полина.
— Тут не о чем думать! — снова взвился он. — Как я сказал, так и будет.
— Да ладно тебе, угомонись. Если хочешь, можешь пока взять книги, они мне все равно не нужны.
Тут Филипп вспомнил о Прижогине. Черт, надо было перед приходом сюда посоветоваться с ним! Ведь можно же пока наложить какой-нибудь арест на все имущество отца, до тех пор, пока не будет произведен его окончательный раздел.
— Да, я возьму книги, но завтра же приду снова, и мы продолжим этот разговор, — пообещал он.
Полина равнодушно кивнула и все то время, пока он упаковывал книги в свою объемистую кожаную сумку, сидела молча. Но стоило Филиппу покинуть квартиру, как она тут же бросилась к телефону…
Глава 7. Покушение и дуэль
Едва узнав о том, что Филипп Коновницын ранен в результате повторного покушения на его жизнь и сейчас находится в Боткинской больнице, Леонид Иванович Прижогин немедленно выехал туда, прихватив с собой пару сержантов, чтобы организовать охрану.
По дороге следователь непрерывно размышлял, покуривая любимые сигареты «L&M». Итак, в тот момент, когда он едва только приступил к делу об очевидном убийстве старика, задушенного в собственной квартире, на него случайно свалилось еще два «старческих» трупа: история, рассказанная Филиппом, и история самого Филиппа. Но если дело о старике, умершем в объятиях сладострастной жены, еще можно было отнести к разряду курьезов — впрочем, как только у него появится свободное время, он обязательно побеседует с его вдовой хотя бы из чистого любопытства! — то дело самого Филиппа начинало представляться все более серьезным.
Вчера Прижогин допрашивал телемастера, который, судя по всему, видел задушенного старика последним. Этот молодой человек, несмотря на отсутствие у него какого-либо алиби, произвел на следователя достаточно благоприятное впечатление. На роль жестокого убийцы он никак не подходил, кроме того, он был молодоженом и у него полностью отсутствовал мотив для совершения данного преступления. Леонид Иванович редко ошибался в людях, поэтому даже не стал брать с него подписку о невыезде, ограничившись отеческим внушением на тему: «Да, я вам верю, но все же подумайте о том, как обеспечить себе алиби».
И все же интересно — нет ли что-то общего во всех этих трагических происшествиях? Это — три разных дела, с разными мотивами или за всем этим стоит одна преступная воля?
Оставив обоих сержантов в холле, где дежурила хорошенькая молодая медсестра, Прижогин поднялся на второй этаж и быстро нашел палату Коновницына. Тот выглядел довольно бодро и даже попытался приветствовать следователя, приподнявшись на подушке.
— Лежите, лежите, — успокоил его Прижогин, садясь на стул, стоявший рядом с кроватью и кладя на колени свою любимую папку, делавшую его похожим на бухгалтера из ДЭЗа. — Вы здесь один?
— Пока да, соседа только вчера выписали, — отвечал Филипп, глядя на следователя с откровенной радостью во взоре — почти как на своего спасителя.
— Ну что ж, давайте поговорим о том, что с вами случилось. Расскажите мне все как можно подробнее.
Филипп кивнул, откинул голову на подушку и, глядя в потолок, начал рассказывать.
Все это произошло на следующий день после его бурного разговора с Полиной. Он возвращался домой около девяти часов вечера, когда на улице было совсем светло.
— А ведь я вам советовал избегать прогулок в одиночестве! — укоризненно напомнил Прижогин.