— Вот это еще неизвестно.
— Что ты имеешь в виду?
— Он мог умереть не только от блаженства, но и от боли — и это еще предстоит выяснить. В таком возрасте опасен не столько максимальный кайф, сколько внезапная боль, точнее, болевой шок. Ну, представь себе, что его дама в самый неподходящий момент вдруг с силой сдавливает ему мошонку. От такой адской боли и со здоровым-то мужиком может черт-те что случиться, а если старик, да еще больное сердце…
— Ты подозреваешь какой-то криминал?
— Утром на вскрытии увидим, — уклончиво заявил Платон.
— Ну-ну, — довольно равнодушно откликнулся Коновни-цын, разливая остатки спирта. — А впрочем, какая на хрен разница, как умереть — все равно ты будешь копошиться во всех нас своими кривыми волосатыми руками, до тех пор пока тебе на смену не придет тот, кто будет копошиться в тебе самом.
— Ну и что? А кто меня только что уверял, что несчастная любовь убивает, зато счастливая — заставляет забывать о смерти?
— И это действительно так, — кивнул Филипп. — Вопрос лишь в том, в какие моменты нашей жизни нас застает то или другое…
— Ну, тебя-то твоя несчастная любовь застала в самом расцвете жизненных сил, — мельком оглядываясь на приятеля, заявил патологоанатом. — И теперь вместо того, чтобы продолжать поиски бессмертия, ты своим идиотским пьянством и развратом гробишь собственную жизнь.
— Гроблю? — удивился нейрохирург. — Да если бы не «спиритус вини», я бы давно стал пациентом ближайшей психушки. Сколько раз я тебе говорил, насколько я ревнив! Я дико ревную буквально ко всему — к тому, как ее муж ласкает волоски на ее лобке, к тому соку, который истекает из нее, когда она кончает от наслаждения, к ее страстным вздохам, набухшим соскам…
— Ну, хватит, хватит, а то опять начнешь рыдать, а спирта у меня больше не осталось.
— Плевать на спирт, хотя без него я не прожил бы сейчас и дня!
— Но она не так уж и красива!
Филипп усмехнулся.
— И это говорит бывший специалист по убийствам из ревности! Ты что — забыл, что самую дикую и отчаянную ревность вызывают не самые красивые женщины, а самые стервозные! Кроме того, ты забываешь о самом удачном определении любви, которое дал твой древнегреческий тезка — старик Платон. Любовь — это стремление к бессмертию, поэтому, утратив любовь, я потерял и интерес к бессмертию… Вот что самое печальное. А ведь до этого даже в ее невыносимом упрямстве мне виделся призрак вечности!
— Ну, раз философствуешь, значит, успокоился! Кстати, для большего успокоения вот тебе цитата из сочинений одного средневекового монаха: «Телесная красота заключается всего-навсего в коже. Ибо если бы мы увидели то, что под нею, — подобно тому как беотийская рысь способна видеть человека насквозь, — то уже от одного взгляда на женщину нас бы тошнило! Привлекательность ее составляется из слизи и крови, влаги и желчи. Попробуйте только помыслить о том, что находится у нее в глубине ноздрей, в гортани и чреве: одни нечистоты. И как не станем мы касаться руками слизи и экскрементов, то неужто может возникнуть у нас желание заключить в объятие сие вместилище нечистот и отбросов?» Что скажешь?
— Для морга эта цитата — в самый раз.
— Для жизни — тоже.
Платон захлопнул журнал и взял свой стакан. Приятели чокнулись и, выпив, дружно поморщились. Закуска была самой скромной — «докторская» колбаса и соленые домашние огурчики. Патологоанатом прекрасно знал любовную историю своего приятеля, но искренне сочувствовать ей ему мешали проблемы в собственной семейной жизни.
Несколько лет назад Филиппа Сергеевича Коновницына уговорили поработать на полставке в его родном медицинском институте, после чего он неожиданно — и весьма страстно! — влюбился в одну из студенток — стройную и симпатичную молодую девицу, моложе его как минимум лет на двадцать. Поначалу — особенно когда он принимал у них зачеты и экзамены — она весьма благосклонно принимала знаки его внимания и даже отчасти гордилась этим на виду у остальных подруг.
Однако по окончании института — а он лично готовил ее ко всем экзаменам — роли переменились. Теперь уже Филипп буквально вымаливал каждую новую встречу, с ужасом думая о том, что будет, если она вдруг познакомится с каким-нибудь молодым человеком и…
Это «если» произошло на шестой год их знакомства. Накануне Восьмого марта Филипп, как и все мужчины, мучился проблемой подарка для своей возлюбленной. Идею ему подсказал последний по времени разговор.
«Я не могу сейчас с тобой встретиться, — заявила тогда Вера, — поскольку должна заботиться о своем детеныше».