— Так, значит, это из-за вас произошла дуэль? — не удержался от вопроса Прижогин, когда перед ним на стул уселась высокая и статная блондинка, одетая в черную кофту и обтягивающие белые брюки до колен, открывавшие стройные икры. Дама была чертовски хороша собой, своей гибкостью, стройностью и какой-то лениво-кошачьей томностью напоминая молодую пантеру.
— Из-за меня, — довольно усмехнулась Полина. — Жаль только, что эти козлы не взяли меня с собой — интересно было бы посмотреть.
После этих слов следователю вновь вспомнилась характеристика, данная этой даме Коновницыным — действительно, «миледи» — удачнее не скажешь!
Нахмурившись, он приступил к допросу, задавая поначалу самые простые и невинные вопросы. Полина отвечала охотно и вела себя совершенно свободно — ни малейших признаков смущения или страха.
Но самое интересное ждало Прижогина впереди.
— В каких отношениях вы находились с сыном вашего покойного мужа — Филиппом Сергеевичем Коновницыным? — строго спросил он.
— В прекрасных, — тут же ответила молодая женщина и с самым невозмутимым видом добавила: — Мы были с ним любовниками, как до моей свадьбы, так и после.
— Серьезно? — не удержался удивленный следователь.
— А он разве вам этого не говорил?
— Гм!
— Вот видите, значит, Филу нельзя доверять, во всяком случае больше, чем мне. И вообще, я не понимаю — зачем вы меня вызвали? Ведь не из-за той дурацкой «стрелки»?
— Нет.
— Значит, это он вам обо мне что-то наговорил?
— Послушайте, кто кого здесь должен спрашивать? — возмутился Прижогин.
— Нет, но вы мне скажите, это из-за него вы меня вызвали? — так и не дождавшись вразумительного ответа, Полина начала возмущаться: — Но какие, к черту, у него могут быть претензии? Мы же с ним уже обо всем договорились! Хочет получить четвертую часть наследства — я согласна. Если ему нужно его фамильное старье — пусть уносит, какие проблемы?
— А вы знаете, что его уже два раза пытались убить?
— Филиппа? Да кому он на хрен нужен?
Восклицание было настолько искренним, что следователь почти поверил. Ругая себя за то, что так плохо приготовился к беседе, а потому столько времени потратил впустую, он быстро задал еще несколько малозначительных вопросов, дал Полине подписать протокол, а сам, в свою очередь, подписал ей пропуск.
— Я могу идти? — радостно поинтересовалась она.
— Идите, — сухо кивнул Прижогин и вдруг добавил: — Но имейте в виду, если с Коновницыным случится нечто такое, что помешает ему получить свою долю наследства, то первой изо всех подозреваемых будете именно вы!
Глава 8. Нежданные встречи
Сразу после выхода из больницы Филипп решил съездить к своему приятелю — Борису Семеновичу Выжляеву — и, наконец, отдать ему тот самый мобильный телефон, который уже дважды спас его жизнь — первый раз во время взрыва на кладбище, второй — во время последнего покушения. Странно, что сам Борис до сего дня так и не озаботился судьбой собственного телефона, хотя, казалось бы, чего проще — позвонить по его номеру и попросить вернуть. Возможно, он был ранен во время взрыва на кладбище, размышлял про себя Коновницын, разыскивая дом, в котором должна была находиться видеофирма его приятеля.
Как оказалось, этот дом стоял в непосредственной близости от одного из московских рынков, а сама фирма находилась в подвале. Коновницын уже спускался по ступеням, когда дверь открылась, и оттуда вышел молодой человек. Стоило ему поднять голову и встретиться взглядом со взглядом врача, как оба замерли от изумления. Коновницын мгновенно узнал того, которого никогда не называл про себя иначе как «подлым мерзавцем» или «убогим ничтожеством», — короче, это был счастливый обладатель его юной возлюбленной. Но какого черта он здесь делает?
Вадим тоже узнал бывшего поклонника своей жены и насторожился. Если Коновницын сейчас обрушится на него сверху, то он окажется в невыгодном положении — здесь слишком тесно, поэтому увернуться от «этой туши» никак не удастся.
Действительно, первым движением Филиппа было желание броситься на соперника и бить, бить, бить «этого гада», пока тот не взмолится о пощаде. Однако стоило ему судорожно сжать руки в кулаки, как он ощутил острую боль под лопаткой — проклятая рана еще давала о себе знать. В таком состоянии ему не то что драться — ничего тяжелее стакана нельзя поднимать.