Он тяжело вздохнул и, с ненавистью глядя на молодого соперника, начал медленно спускаться вниз. Тот, чуть помедлив, стал подниматься ему навстречу. Поравнявшись, они вынуждены были повернуться лицом друг к другу, чтобы разминуться.
— Убить бы тебя, гада! — неожиданно для самого себя прошипел Филипп, с ненавистью глядя в бледно-голубые глаза противника.
— Ничего у тебя не выйдет, дядя, — нагло ухмыльнулся тот и вдруг показал ему язык. — Твое время уже вышло, и все, что ты мог в этой жизни, ты уже проиграл.
— Заткнись, щенок!
— Да пошел ты!
Они еще чуть помешкали, а затем Филипп первым отвернулся и продолжил спускаться вниз, в то время как его счастливый соперник в два прыжка достиг верха.
— Ты чего такой вздрюченный? — изумился Борис, радостно приветствуя приятеля на пороге своего кабинета. — Что случилось?
— Да встретил тут на лестнице одного молодого негодяя, — буркнул Филипп, не желая вдаваться в подробности и думая про себя о том, что этот же вопрос он уже недавно где-то слышал.
Однако Борис был так настойчив в своих расспросах и так подчеркнуто дружелюбен, что врач все же не удержался и, после второго стакана виски, поведал приятелю всю историю своей несчастной любви. Вообще, Борис нравился ему своей абсолютной уверенностью в себе — такого крепкого, осанистого, сильного мужика невозможно было представить в отчаянии или безвыходной ситуации. Как бы ему самому хотелось быть таким! Но, увы, теоретические размышления и постоянная углубленность в собственные мысли не слишком способствуют развитию цепкой деловой хватки и выработке ощущения себя «хозяином жизни».
— Ага, — понимающе изрек приятель, терпеливо выслушав все до конца. — И ты говоришь, что встретил этого раздолбая, когда он выходил из моей фирмы?
— Да. Кстати, а ты его случайно не знаешь? Заурядный, круглоголовый белобрысый паренье наглыми глазами и белым налетом на языке…
— Нет, не помню, — покачал головой Борис и засмеялся.
— В отличие от тебя я не осматривал его столь подробно. Возможно, это один из покупателей. Ты же, когда входил, видел — у меня справа находится небольшой торговый зал. Но ты мне лучше другое скажи — неужели из-за этой своей Веры ты так дико переживаешь?
— А разве может быть иначе? — искренне удивился Филипп. — Как я могу не переживать при виде этого ничтожества, которое каждый день имеет мою любимую женщину во всех видах, в то время как мне она, в свое время, не каждый раз позволяла поцеловать ей руку!
— Да, это, конечно, трагедия! — настолько выразительно заявил Борис, что Коновницын мгновенно вскинул на него негодующий взгляд:
— Издеваешься?
— Наоборот, думаю, как тебе помочь… Ну, хочешь, мы его убьем?
Филипп вытаращил глаза.
— Ты это серьезно?
— А что тут такого? — хладнокровно парировал владелец видеофирмы. — Жизнь какого-то паршивого телемастера стоит не больше десяти штук баксов. Если у тебя нет таких денег, то я могу одолжить.
— С ума сошел! И вообще, я чего-то не понимаю: у тебя что — под рукой целый штат киллеров?
— У меня под боком рынок, на котором всегда можно найти и нанять кого угодно. Так что?
— Да нет, ну все это дикость какая-то, — глотая очередную порцию виски, поморщился Филипп. — Чтоб я нанимал киллеров… Бред собачий! К тому же все это без толку.
— В каком смысле?
— В очень простом. То, что случилось — это уже необратимо… я имею в виду ее предательство. Даже если представить, что она вдруг разведется с мужем и выйдет за меня, то все равно — я уже никогда не смогу ее простить и никогда не смогу быть по-настоящему счастлив. После стольких лет столь преданного ухаживания я должен был стать ее первым мужем… или мужчиной, все остальные варианты — это уже сплошные мучения. Это совсем не тот случай, когда ты сходишься с какой-нибудь достаточно опытной женщиной, влюбляешься, затем она тебе изменяет — или ты ей, вы расстаетесь, но затем прощаете друг друга и снова начинаете жить вместе. Это совсем не тот случай, старик, именно поэтому я так тяжело переживаю необратимость всего произошедшего…
— Что-то я не очень понимаю — ты ее любишь или только ревнуешь?
— Вот так вопрос! — усмехнулся Коновницын. — А разве может быть одно без другого? Впрочем, если подумать, то я и сам толком не знаю. С одной стороны, я люблю ее и хотел бы видеть несмотря ни на что — пусть даже она станет настолько темпераментной стервой, что они с мужем будут брать в постель и его приятеля. Но, с другой, представляя себе нечто подобное, я бы недолго выдержал нашу встречу — и, прокляв все на свете, убежал бы страдать.