— Дай же мне, наконец, вздохнуть спокойно, и тогда я выскажу тебе свое предложение.
— А какое у тебя может быть предложение? — удивился Борис. — Чего, ну чего ты мне можешь предложить?
— Дай мне сесть на диван и покурить, тогда и узнаешь.
— Валяй, только не вздумай повторять все снова, ибо ты меня уже и так порядком разозлила, — не застегивая брюк, Борис приподнялся, сел на диван и, схватив Веру за руку, одним рывком подтянул к себе. — Ну так что?
— Неужели тебе так сильно хочется меня изнасиловать? — с трудом прикурив сигарету, спросила Вера, потирая покрасневшее горло.
— Считай, что так. Что дальше?
— Но ведь я потом могу заявить в милицию!
— В этом случае вас с мужем похоронят в одной могиле, а менты спишут это дело как «висяк». Еще вопросы есть?
— Допустим, я соглашусь тебе уступить…
— Никаких допустим!
— Подожди, я еще не договорила.
— Так договаривай побыстрей, пока у меня еще стоит!
— Короче, — и Вера, последний раз выдохнув длинную струю дыма, загасила сигарету, — я согласна с тобой трахнуться, но только за деньги!
— Вот это уже деловой разговор! — оживился Борис. — С этого бы и начинала! Сколько возьмешь?
— Десять тысяч баксов!
— Это за что же? — поразился он.
— За один раз.
— С ума спятила, сучка дешевая? Да ты и штуки баксов не стоишь!
— В таком случае найди себе кого-нибудь получше, чего ты ко мне привязался? — огрызнулась Вера.
Борис, удивленный такой логикой и пребывая в некотором замешательстве, посмотрел на нее, после чего потянулся за сигаретами. Стоило ему отвернуться, как Вера закричала изо всех сил и снова бросилась к входной двери.
Но на этот раз Борис успел схватить ее за полу халата и, разъяренный этой новой попыткой, тут же принялся избивать ногами.
— Проклятая стерва, ты долго со мной будешь играть в эти игры? — рычал он, немилосердно пиная распростертую на полу женщину. — Сколько можно тебя учить, дура?
Она пыталась увернуться и приглушенно стонала, но стоило ей вскрикнуть чуть громче, как Борис затащил ее в комнату и стал бить по лицу. Прежнее вожделение прошло — теперь он даже не обращал внимания на то, что халат распахнулся, обнажив женщину почти полностью, — и его сменило слепое бешенство. До чего коварная, хитрая, лицемерная стерва!
В приступе накопившейся от неудовлетворенного желания злобы он мысленно отказывал ей даже в праве слабого на защиту любыми доступными средствами. Нет, ему надо ее проучить, и он не остановится, пока она не будет целовать ему ноги, умоляя его об этом!
— Прекрати же, ты меня убьешь! — отчаянно вскрикнула девушка и залилась слезами.
— Ага, получила свое? — удовлетворенно заметил он, останавливаясь и склоняясь над своей беззащитной жертвой.
— А ну, снимай трусы, блядь, и ложись на диван! Убери руки, — в этот момент она прикрывала лицо руками, — и делай, что я говорю!
— Сволочь, — простонала она и тут же съежилась, ожидая нового удара.
— Что ты там вякнула? — Борис с силой отвел ее руки, желая заглянуть ей в глаза. И тут произошло неожиданное — увидев искаженное болью и унижением, залитое слезами и кровью, обильно сочившейся из разбитых губ и носа, лицо женщины, Борис вдруг почувствовал, что у него пропало всякое желание ее насиловать.
— Вот крыса паршивая! — выругался он, злясь не столько на себя, хотя было очевидно, что он явно переусердствовал со своими «воспитательными мерами», сколько на ее проклятое упрямство, не позволявшее проявить покорность даже в самой безнадежной ситуации. — Из-за тебя теперь все желание пропало… Ладно, черт с тобой, трахайся со своим ублюдком и дальше, если не желаешь иметь настоящих мужиков. Но помни — вздумаешь жаловаться — и никому из вас не жить!
Широкими шагами он вышел в коридор, открыл замок и покинул квартиру, раздраженно хлопнув за собой дверью. Когда он спускался вниз, ему вдруг пришла в голову мысль, которая не только сняла раздражение, но даже породила нечто вроде гордости, если только в данном случае уместно это слово, за только что совершенное насилие — он отомстил «этой стерве» за унижение и страдания своего «боевого друга» — Филиппа Коновницына!
При этом Борису даже не пришло в голову, что мстить женщинам подобным образом не только не по-мужски, но являет собой крайнюю степень подлости, ибо нет ничего более подлого, чем проявлять насилие по отношению к слабым. Да, в характере женщины могут присутствовать подлость, стервозность и другие неприятные качества, способные отравить жизнь любому достойному мужчине, но мстить им за любовные измены и издевательства можно только таким же образом, но ни в коем случае не прибегая к своему преимуществу в силе.