Выйдя из подъезда, он направился к своей машине, причем если сначала двигался неторопливо, то по мере приближения начал все более убыстрять шаг. Черт возьми, но за рулем явно обрисовывался какой-то силуэт — неужели кто-то пытается средь бела дня угнать его «Шевроле»?
Борис с силой дернул за ручку, но дверца была заперта. Тогда он порывисто полез за пультом сигнализации, и лишь после этого дверца открылась.
— Ах ты, гнида…
Слова замерли на губах, поскольку зрелище было не для слабонервных — за рулем, уронив голову на руки, сидел труп бедно одетого старика с аккуратной дыркой в голове — явным следом от пули. Крови вокруг раны не было — это Борис осознал на удивление четко. Второе, что бросилось ему в глаза — это отсутствие указательного пальца на правой руке. Третье — это крайне омерзительная вонь, исходившая от трупа.
Пока он брезгливо морщился и вполголоса чертыхался, не зная, как поступить дальше — то ли сразу вызвать милицию, то ли сначала выкинуть «эту падаль» в кусты, чтобы не провонял весь салон, в кармане куртки требовательно затренькал мобильник…
Глава 11. Преследование
Тем временем в жизни Филиппа почти одновременно произошли два полярных события — одно радостное, другое печальное. За свои работы в области биологии старения он удостоился гранта от фонда имени Сороса, так что теперь мог не заботиться о ближайшем будущем и с головой уйти в работу. Однако даже подобное признание научных заслуг не слишком повлияло на психологическое состояние Коновницына. Странное дело, но радость от гранта то отходила на задний план, уступая место воспоминаниям о Вере и рождая горестные сентенции типа: «Что толку в продлении жизни, если это жизнь отвергнутого возлюбленного!» — то вновь выходила вперед, наполняя ничего не значащей гордостью: «и на кого же она меня променяла!» Странно в этом было то, что воспоминания словно танцоры постоянно менялись местами, практически вне зависимости от желаний наблюдавшего за ними самосознания.
Второе событие по своей материальной значимости с лихвой перекрывало первое. Что там какие-то 12 тысяч долларов в год, если он единовременно потерял примерно 45 тысяч! Дело в том, что, позвонив недавно Полине, он наткнулся на чужой мужской голос, который заявил ему о том, что «эта квартира принадлежит мне, так что ищите свою даму в другом месте».
Это был удар! Филипп сразу сообразил, что сбылись его худшие опасения — «чертова шлюха» сумела на удивление быстро продать отцовскую квартиру и скрыться со всеми денежками. Впрочем, что он мог сделать, чтобы помешать этому — поселиться вместе с ней? Но где теперь ее искать, чтобы потребовать вернуть свою долю?
За всеми этими вопросами Филипп, разумеется, пришел на Петровку к майору Прижогину. Тот внимательно выслушал, посовещался с уже знакомым Коновницыну сотрудником по имени Петр и, в конце концов, предложил врачу следующее:
— Поскольку мы наверняка знаем только адрес родителей этой коварной дамы, постольку нам остается лишь одно — устроить там засаду и ждать, пока она не появится. Однако лишних людей у меня нет, поэтому…
— Поэтому я буду помогать вашему Петру, — обрадованно заявил Коновницын. — Мы будем сидеть в засаде, сменяя друг друга!
— Вообще-то это не положено, — заметил Прижогин, — но поскольку явного криминала пока нет, а вы кровно заинтересованы в успехе поисков, я не стану возражать.
В результате всех этих событий Коновницыну пришлось взять недельный отпуск за свой счет, и теперь, вместо того чтобы неустанно работать в лаборатории, отыскивая ответ на самую величайшую загадку в истории человечества, он целыми днями просиживал рядом с молодым сыщиком в его «Жигулях», внимательно наблюдая за подъездом номер семь в доме по улице Юннатов.
Вполне естественно, что долгое ожидание приходилось скрашивать долгими разговорами. В итоге врач и сыщик прониклись взаимной симпатией, достигнув определенной степени дружеской откровенности. Коновницын подробно рассказал заинтересованному Петру как обо всей истории с отцовским наследством, так и о своей научной работе.
— Всегда завидовал людям, наделенным каким-нибудь ярким талантом! — вздохнул молодой сыщик. — В детстве я тоже мечтал стать выдающейся личностью, но увы…
— Почему же — увы? — перебил Коновницын. — На мой взгляд, вы смешиваете две вещи — талант и личность. Если первое можно считать свойством врожденным, то личностями мы становимся сами — и именно поэтому два этих качества довольно слабо связаны друг с другом. Да, мы не можем стать талантливыми по своему желанию, но стать выдающейся или хотя бы сильной личностью вполне в нашей власти.