— Если ты решил сегодня философствовать, то надо было приглашать не меня, а своего друга Филиппа, — довольно холодно заявила Грета, поочередно доставая из холодильника бутылку шампанского и легкую закуску в виде икры, мясной нарезки в вакуумной упаковке и фруктов. — Кстати, давно хотела у тебя спросить — ты теперь стал намного больше зарабатывать?
— А в чем дело? — насторожился Платон, беря из ее рук бокал и присаживаясь сбоку от стола, на котором стоял телефон.
— Как это в чем? Могу я узнать, откуда у тебя взялись деньги на все эти деликатесы?
— Не все ли равно?
— Нет, но ты скажи, мне же интересно, — не унималась женщина. — Ты стал брать взятки со своих студентов или сдаешь помещение операционной сексуальным извращенцам и некрофилам?
— Считай, что угадала, — нехотя кивнул патологоанатом.
— Давай лучше выпьем.
— За что?
— Да хотя бы за то, что мы пока еще здесь, а не там, — и он кивнул в сторону холодильной камеры.
— А у тебя нет тоста повеселее?
— Какова жизнь, таковы и тосты…
— Между прочим, Платоша, — снова заговорила женщина, когда с шампанским было покончено и патологоанатом, пересев на диван, принялся ее раздевать. — Мне вот что стало интересно — если бы со мной, не дай Бог, что случилось и тебе бы пришлось вскрывать мой труп, то как бы ты это делал — так же, как всегда, равнодушно или же ты что-нибудь при этом бы испытывал?
— Не знаю, — на секунду отрываясь от ее обнаженных тяжелых грудей, пожал плечами Платон. — Обычно я испытываю только профессиональный интерес…
— Значит, ты меня совсем не любишь?
— Ты сделала этот вывод из равнодушия, которое я, возможно, буду испытывать к твоему трупу? Но ведь я же тебе говорил — разница между жизнью и смертью заключена в той неуловимой искре, которая исчезает…
— Да ладно тебе, лучше помолчи, — с досадой прервала Грета, притягивая любовника к себе и властно целуя в губы.
Вскоре с раздеванием было покончено, и худое тело патологоанатома оказалось заключено между толстых бедер его возлюбленной, чем-то неуловимо напоминая сосиску в тесте. Стоило ему совершить несколько мощных и властных толчков, как Грета вздрогнула, заерзала и застонала.
— Э, нет, — тут же застыв над ней, требовательно заявил Платон. — Лежи спокойно, не двигайся и не стони!
— Может, еще и не дышать? — язвительно спросила женщина, открывая глаза. — Да если бы я всегда вела себя подобным образом, то никогда бы не стала вдовой!
На следующий день Вадим нехотя отправился на работу, так и не решив окончательно, как ему вести себя при встрече с шефом. Хорошо бы, если бы его в этот день не оказалось на месте!
Однако чем ближе он подъезжал, тем больше заводился. А вдруг жена его обманула и шеф добился, чего хотел? От этой мысли Вадим свирепел и стискивал кулаки.
В своем знаменитом философском трактате «Этика», написанном по образцу математических трактатов сухим и скучным стилем, Бенедикт Спиноза обронил совершенно удивительную, резко выделявшуюся из всего остального, фразу: «Ревность возникает тогда, когда любящий представляет себе предмет своей любви на фоне срамных частей и извержений своего счастливого соперника». Вот и Вадим, представляя себе нечто подобное, свирепел от безумной и дикой злобы. Да этого гада Выжляева за то, что он посмел осквернить своим гнусным членом его нежную и целомудренную женушку, убить мало!
Однако последняя мысль несколько расхолодила Вадима. Он слишком хорошо знал своего шефа, поэтому прекрасно понимал — убив его, ему даже не придется рассчитывать на снисхождение суда и сравнительно небольшой срок, ввиду несомненного состояния «аффекта». Никакого суда не будет, более того — у него нет никаких шансов дождаться приезда милиции и собственного ареста, поскольку подельники Бориса немедленно рассчитаются с ним самым жестоким образом.
И все же надо же что-то предпринимать, ведь не может же он делать вид, что ничего не случилось! Задыхаясь от быстрой ходьбы, Вадим сбежал по лестнице и сразу же направился в кабинет Выжляева. Резко распахнув дверь, он ворвался внутрь и подбежал к столу.
— Ты почему не стучишься? — надменно спросил Борис, отрывая взгляд от папки с документами.
— Я увольняюсь! — выдохнул Вадим первое, что пришло ему в голову.