Но что за странная дружба связывала его с человеком, который был старше его более чем на сорок лет?
Глава 16. Предложение Клеопатры
— А самому тебе не в чем себя упрекнуть?
— Пожалуй, только в одном — я слишком часто оставлял тебя одну, слишком редко с тобой встречался. Но ведь и на этот счет у меня есть оправдание — я все-таки ученый и был просто не в состоянии развлекать тебя каждый день. Как жаль, что у тебя не было никакого занятия, никакого хобби, которым бы ты могла заниматься после работы! Я безумно боялся того, что рано или поздно ты найдешь себе какого-нибудь бездельника, который сможет уделять тебе гораздо больше времени! Увы, но именно так все и произошло…
— Во-первых, Вадим не бездельник, — сухо отвечала Вера, — а во-вторых, все было не так, как ты себе это представляешь…
— А как? — грустно поинтересовался Филипп.
— Сейчас это уже не имеет значения.
Вторая, с момента выхода Веры замуж, встреча вновь состоялась по ее инициативе, но на этот раз Филипп был к ней готов и потому не слишком волновался. Тяжелая, могильная плита безысходности и безнадежности давила его грудь, и он с трудом сдерживался, отводя взгляд от той, на которую ему хотелось смотреть бесконечно долго. Нарочно она, что ли, его дразнит, одеваясь и накрашиваясь столь соблазнительно?
Когда-то Вера приходила на свидания обязательно в джинсах, зато сейчас вдруг надела удивительно эффектную юбку, фиолетовые колготки, лакированные вишневого цвета туфельки и легкий белый свитер. Каштановые волосы красиво распущены по плечам, а глаза холодные, настороженные, задумчивые…
Эх, черт, лучше бы она была без макияжа, да и одета как-нибудь небрежно! Проклятая ревность, неотделимая от самой дикой зависти к ее «паршивому мужу», буквально брала Филиппа за горло.
«Сука ты неприступная, — со злобой думал он, — попробуй я сейчас поцеловать тебе руку, так снова отдернешь с гримасой брезгливости. Зато своему придурку небось сама целуешь все, что он только захочет. Что за проклятая жизнь, что за идиотская женщина, что за невыносимое несчастье…»
Они сидели в полупустом кафе неподалеку от ее дома. Перед Верой стояла чашка кофе, перед Филиппом — бокал с коньяком.
— Как же все-таки жестоко, глупо и подло ты со мной поступила! — не выдержав напряженной паузы, выдохнул он, глядя в окно, выходившее на Дмитровское шоссе.
В глубине души он надеялся, что она начнет оправдываться, но Вера равнодушно пожала плечами и прикурила легкую ментоловую сигарету, взяв ее из пачки, лежавшей перед ней на столике.
— А ведь ты же меня боялась! — не унимался Филипп.
— С чего ты взял?
— А почему даже о твоей свадьбе я узнал только от твоей матери?
— Я тебя пожалела.
— Неужели? Да если бы это было так, то ты бы не стала вести себя подобным образом… Проклятье!
— Что же мне из-за тебя вообще нельзя было выходить замуж? Но ведь я тебя предупреждала, что рано или поздно могу полюбить другого.
— И кого!
— Это мое дело.
— И мое несчастье. Но как же плохо ты меня знала, если боялась каких-то безумных действий с моей стороны.
— Я и сейчас боюсь. Ты знаешь, что со мной сделал твой друг? — она взглянула ему прямо в глаза, но он поспешно потупился и глухо пробормотал:
— Он мне больше не друг.
Филипп обо всем знал — ему уже звонил Борис, с ходу заявивший о том, что «слегка проучил эту надменную стерву, которая доставила тебе столько горя». Изумленный Филипп принялся выяснять подробности, после чего пришел в такую ярость, что проклял Бориса и повесил трубку. Впрочем, через десять минут тот перезвонил снова и, к удивлению Коновницына, искренне извинился, после чего попросил об одной услуге. Когда Филипп понял, что это за услуга, то удивился еще больше…
— Я больше не желаю знать эту сволочь, — спустя минуту, продолжал он. — И именно за то, что он сделал. Сам я всегда буду любить тебя — и ненавидеть одновременно! — но никогда не посмею хоть чем-то тебе повредить. А убивать из ревности то ничтожество, которое ты почему-то решила сделать счастливым, крайне глупо. Он настолько зауряден… как бельевая пуговица… что на его месте всегда мог появиться кто-то другой.
— Мне неприятен этот разговор.
— Тогда начни другой. Зачем ты меня опять вызвала?