Сразу поняв, что происходит, он с ходу бросился в гущу драки и через минуту разъединил обоих соперников, как самый опытный рефери по боксу. Пока он, по приказу шефа, держал за руки Коновницына, сам Прижогин почти силой втолкнул в кабинет телемастера.
— Садись и успокойся, — скомандовал он, захлопывая дверь и кивая на стул. — Что вы тут оба — с ума посходили?
— Он первый на меня напал.
— Но почему?
— Никак не может смириться с тем, что моя жена Вера предпочла выйти замуж за меня, а не за него.
— Вот как? — Леонид Иванович вскинул бровь. — Они были знакомы?
— Он преподавал в ее институте и ухаживал за ней несколько лет…
— Ага, теперь понятно! Появился молодой и счастливый соперник в вашем лице и… Впрочем, оставим личные дела и перейдем к уголовным. С чем пожаловали?
— Я принес справку из больницы, — неуверенно произнес телемастер, и эта его неуверенность не ускользнула от внимания следователя.
— И что в ней?
— В момент убийства я находился там на обследовании.
— Понятно. Ну, показывайте.
Развернув справку и внимательно прочитав, Прижогин изумленно вскинул брови.
— Но, позвольте, она же подписана Коновницыным!
— Да, — и телемастер буквально съежился в кресле.
— Странные у вас отношения, — прокомментировал следователь, откладывая справку в сторону, — впрочем, теперь необходимость в вашем алиби отпала. Убийца арестован и во всем признался.
— Правда? — Вадим вскинул голову и издал вздох облегчения.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался Прижогин, видя, что тот продолжает сидеть.
— Да, я бы хотел сделать заявление.
— По поводу нападения на вас Коновницына?
— Нет, по поводу нападения на мою жену.
— Так он и на нее нападал?
Вадим уловил легкую иронию, сквозившую в тоне следователя, и укоризненно посмотрел на него.
— Я говорю серьезно. Мой начальник — Борис Семенович Выжляев… Он совершил… Как бы это сказать…
— Четко и ясно! — потребовал Прижогин, услышав знакомое имя. — Так что он сделал?
— Пытался изнасиловать мою жену.
— А вы что же?
— Меня он просто избил.
— Да? В таком случае это действительно серьезно. Но заявление по первому поводу должна будет оставить ваша жена. Она на это согласна?
— Не знаю, — замялся Вадим, — но, надеюсь, мне удастся ее уговорить.
— Обязательно уговорите, — с этими словами Прижогин нажал кнопку вызова дежурного милиционера. — Проводите до выхода, — сказал он, когда в дверь постучали.
— Зачем? — пожал плечами Вадим.
— Затем, что хватит с меня этой корриды под дверью!
— Подумать только, — тем временем жаловался Филипп, успокаивавшему его Петру, — но до чего все несправедливо получается! Какому-нибудь, извиняюсь за выражение, мудаку повезет раз в жизни — он будет обладать одной-единст-венной, но зато любимой женщиной и даже до конца не сознавать всей полноты своего счастья! Зато другой, гораздо более достойный, будет без конца искать, соблазнять, покупать — и все без толку! Того единственного и самого счастливого в жизни момента близости с самой желанной на свете женщиной ему никогда не добиться. И никаким количеством даже самых привлекательных женщин этого прискорбного обстоятельства не искупить!
— Ну, в этом тоже есть своя прелесть, — с улыбкой заметил Петр, вспомнив подсмотренную сцену на кладбище. — Кстати, мне вот что интересно — а если бы ваш счастливый соперник был бы во всех отношениях человеком достойным, вам бы от этого легче было?
Удивленный подобным вопросом, Коновницын пожал плечами. В этот момент мимо них прошел милиционер, поздоровавшийся с Петром. Скрывшись в кабинете При-жогина, он уже через минуту вышел обратно, причем за ним следовал Вадим, злорадно посматривавший на Филиппа.
— Неужели его арестовали? — обрадованно спросил тот, глядя, как противник удаляется по коридору.
— Если бы его арестовали, то он шел бы впереди конвойного, заложив руки за спину, — откровенно засмеялся Петр.
— Пойдемте, Леонид Иванович вас, наверное, уже ждет.
— Я надеюсь, вы пришли сюда не только для того, чтобы выяснять личные отношения в стиле подвыпивших подростков? — сухо поинтересовался Прижогин, стоило Филиппу занять стул, еще не остывший от седалища соперника.
Коновницын почувствовал упрек, содержавшийся в тоне вопроса.
— Извините, что не сдержался, но он, наверное, уже рассказал вам, в чем дело.
— Рассказал. Так что у вас?