За ночь дерево обзавелось плодами.
На его ветвях росли плоды, имевшие явное сходство с головами известных Минцу людей. Вот висит груша-головка Корнелия Ивановича. А в том, еще зеленом плоде можно угадать черты старика Ложкина. Плоды висели с выражением сладкой отрешенности на лицах и с закрытыми глазами. А улыбки! Улыбки у всех были схожи — это были улыбки небезызвестной Джоконды.
Минц осторожно постучал костяшкой пальца по щеке Удалова.
— Корнелий, ты меня слышишь? — спросил он.
Плод не прореагировал.
Минц подергал за грушу. Удалов крепко сидел на черенке, который поднимался из его темечка.
Сильнее дергать Минц не решился, а вдруг повредит старому другу.
Тут над двором снизился вертолет и из него по веревочной лесенке спустилось несколько генералов.
Они долго стояли вокруг растения и качали головами. С одной стороны они признавали, что гуманность требует оставить растение в покое, с другой — что гуманность требует уничтожить растение огнеметами или направленным ядерным взрывом, чтобы оно не поймало в свои сети других российских граждан.
Решено было перенести обсуждение этого вопроса на Совет Безопасности при президенте, засекретить явление, ввести карантин в пределах домовладения № 16 по Пушкинской улице и подтянуть к Великому Гусляру отдельную парашютную бригаду.
После этого на дворе был накрыт походный стол для генералитета, за который пригласили профессора Минца и замгорпреда Лидию Ли, железную женщину и корейскую мисс Пхеньян, о чем разговор как-нибудь состоится особый.
Напившись, генералы стали срывать плоды с дерева, но не преуспели, зато, так как гуляли они без бронежилетов, к концу пира три генерал-полковника и один генерал армии Гремящий были безусловно заражены сознанием всеобщего мира и покоя и отказались улетать в Москву. Вместо этого они ринулись к дереву и влились в него.
Дерево склоняло ветви под тяжестью земных плодов, а в Министерстве обороны было решено скрыть от общественности и президента исчезновение ряда руководящих военачальников, благо на их места были желающие.
Генералы, влившиеся в общую песнь счастья, также превратились в плоды яблони и, покачиваясь под налетевшим ветерком, спокойно и отстраненно размышляли о ненасилии.
Сама же яблоня была преисполнена счастьем, потому что еще вчера и мечтать не могла о числе и качестве неофитов с Земли.
В этом месте нашего рассказа читатель почти наверняка ждет парадокса. Он понимает, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а космические яблони прилетают к нам, чтобы завоевать нас и превратить в рабов. Вот-вот, понимает читатель, яблоня проявит свою истинную дьявольскую сущность и лишь профессор Минц с газовым баллончиком в руке будет противостоять страшному нашествию.
Я должен разочаровать читателя.
В глубинах Вселенной существует не только злобный разум, стремящийся всех завоевать и растоптать. Выше его и порой сильнее его расположен уровень всеобщего счастья и благоденствия. Разумеется, внедрение счастья проходит не всегда гладко, но уже есть положительные сигналы. И не исключено, что в обозримом будущем вся наша Галактика станет великим садом нирваны.
Яблоня, которая стояла во дворе дома № 16 по Пушкинской улице, желала людям только добра.
И те, кто стали ее плодами, осознали это счастье, ни к чему не стремились, не ждали пенсии, не желали купить путевку в Анталию, не желали окрошки или жениться.
За последующий день в яблоню влились три кота, собака Жулик, затем ее хозяйка, которая искала Жулика, несколько любопытных прохожих и ворона, севшая нечаянно на голову Ксении Удаловой.
В оцепленном войсками дворе было тихо, на скамеечке сидел последний не превращенный и не эвакуированный жилец — профессор Минц. Ему было жарко в пальто, но осторожность не мешала. И хотя Лев Христофорович уже пришел к тем же выводам, что и мы с вами, его настроение не улучшилось.
Ведь он потерял лучших друзей, он потерял добрых соседей, он был на грани того, чтобы потерять всю нашу планету. Вон они, свежие ростки, что появляются рядом с яблоней. Ведь ей тоже приходится расширяться, чтобы поглотить население Российской Федерации.
Минц гулял вокруг яблони, увертываясь от семени, вглядываясь в лица плодов. Нет, они все также безмятежны. Яблоню можно, наверное, взорвать, выжечь, но это и приведет к убийству. И вернее всего, она поглотит человечество раньше, чем оно решится ее уничтожить.
— Детей жалко, — сказал Минц.
Яблоня ответила ему телепатически:
— Вы их не жалейте, радуйтесь за них, профессор. Вместо опостылевшей школы, вместо перспективы унизительных лет в институте, вместо пустых переживаний юных лет они получат покой сразу, без промежуточных ступеней. Они окажутся мудрее вас, Лев Христофорович. Они уже с детства избавятся от желаний и связанных с ними страданий. И человечество не будет знать ни болезней, ни смерти…