— Дело вовсе не во врожденной порядочности и не в вашем уважении к женскому полу. Человек с вашим колоссальным самомнением никогда не смог бы навязать себя силой отказавшей ему девушке, — она издала отвратительный самодовольный смешок. — Ваше непомерное тщеславие никогда не позволит вам сделать это!
Свой стакан я опорожнил двумя большими глотками, а ее — тремя. Джеки Милн издала долгий и очень слышный зевок, повернулась на бок спиной ко мне и закрыла глаза. Все мои мышцы были предельно напряжены, когда я вышел в гостиную, поставил пустые стаканы на столик и направился к двери.
У себя в комнате я налил гигантскую дозу бурбона и добавил льда, надеясь, что алкоголь в конце концов избавит меня от сексуального расстройства, от которого мои нервы все еще дрожали как струны контрабаса. Через пару минут я услышал тихий стук в дверь. Слепое и безумное желание подсказывало, что живущая напротив блондинка пришла обнаженная, чтобы пасть передо мной на колени и умолять о прощении, поскольку поняла наконец, что безумно влюблена в меня. Мое же страстное желание выжить предупреждало, что явился фальшивый Чак Макензи, чтобы довести до конца свое намерение убить меня.
Я взял свой револьвер из ящика шифоньерки и, предусмотрительно встав сбоку от двери, внезапно распахнул ее. Какая-то фигура стремительно влетела в комнату и остановилась как вкопанная. Я заметил, как голубые глаза расширились от ужаса, увидев пистолет в моей руке.
— Не стреляйте, Дэнни, — завопила она. — Я заплачу вам вдвое больше того, что обещал вам Стерлинг за мое убийство!
— А, замолчите! — с отвращением ответил я, захлопнув ногой дверь. — Вместо вас мог быть кто угодно, даже убийца Алисии Эймс, неужели не понятно?
Робкая, трепетная улыбка появилась на лице Шари Уэйленд, когда я положил пистолет обратно в ящик шифоньерки. Она была в черном шелковом халатике, туго подвязанном поясом на талии и достигавшем середины бедер. Ее пшеничные волосы были теперь расчесаны, ниспадали на плечи и смягчали резкие черты лица.
— Этот ваш пистолет так напугал меня, — сказала она дрожащим голосом, — что я чуть не умерла от страха.
— Вам неплохо бы выпить, — предложил я.
Она закивала головой.
Я налил стаканчик и протянул ей. Шари погрузилась в ближайшее кресло и начала поглощать с неимоверной быстротой неразбавленную водку.
— Я просто не могла больше оставаться одна в своей комнате, — прошептала она.
— И вы решили, что ваш телохранитель должен быть к вам как можно ближе?
— Вы правильно догадались, Дэнни.
— И тут ни при чем возможность того, что я мог остаться наедине с Джеки Милн на всю ночь? — настаивал я.
— Вы сошли с ума! — недоверчиво произнесла она. — Ни один мужчина в здравом уме не предпочел бы Джеки мне.
— Почему вы так уверены в этом? — усмехнулся я.
В ее голубых глазах засверкали молнии, ее узкая верхняя губа плотно прижалась к пухлой нижней, и обе они свирепо выпятились. Она поднялась на ноги, положила сжатые кулаки на бедра и пристально уставилась на меня.
— Я, вероятно, неправильно вас поняла, — промурлыкала она. — Так что повторю более отчетливо: ни один мужчина в здравом уме не предпочел бы эту безвольную яйцеголовую телку женщине, которая, как я, действительно женщина!
— Почему? — пробурчал я.
— Сейчас я представлю вам небольшое доказательство, — напряженно проговорила она.
Повторяется все то же, устало подумал я, наблюдая, как ее пальцы стали развязывать пояс. Только на этот раз это была другая блондинка. Через секунду я сообразил, что было и другое отличие: Джеки Милн проделала полный стриптиз, начиная с черного мини-платья, кончая голубыми мини-трусиками; Шари же не теряла времени на мелочи. Когда она вновь положила руки на бедра, халат распахнулся сверху донизу, обнажив под собой лишь Шари. Это было подобно поднятию занавеса на бродвейской премьере. Ее тело было щедро на богатые формы от гордой пухлости грудей до выпуклости бедер в виде песочных часов. Ноги ее были, быть может, несколько короче, чем у Джеки, но имели ту же элегантную конусообразность, как я заметил, пристально рассмотрев их от тонких щиколоток вплоть до треугольника пшеничного цвета.
— У вас перехватило дыхание? — насмешливо спросила она.
— Всего лишь еще одно женское тело. Достаточно увидеть одно из них, чтобы иметь представление обо всех остальных.
Она разинула рот и моргнула пять или шесть раз подряд.
— Вы хотите сказать, — заикаясь, произнесла она, — что не желали бы провести со мной ночь?
— Было бы нормально, если бы речь шла об одном мужчине и одной женщине, — проскрежетал я зубами. — Но когда дело идет об одном мужчине и двух женщинах, у него могут быть только неприятности. Поскольку они начинают рассматривать его в качестве трофея — этакого скальпа, который одна из них могла бы повесить на свой пояс, чтобы доказать другой, что она более привлекательна. Так что запахнитесь и идите к чертовой матери!