— Конечно…
Сбоку хлопнула дверь. Из бокового помещения — Натаниэль догадался, что там располагается кухня — выплыла странная процессия: три пожилые женщины одного роста и одинаково одетые в черные платья и платки. Женщины двигались гуськом, друг за другом. Дойдя до середины гостиной, они остановились и одновременно, словно по команде, повернулись в сторону детектива. Розовски быстро поднялся с диванчика.
— Моя тетя, — представила Виктория первую. — И ее подруги. Пришли мне помочь.
Натаниэль неловко поклонился. Он чувствовал неудобство под пристальными и, как ему казалось, не очень одобрительными взглядами трех пар одинаково прозрачных старческих глаз.
Женщины синхронно кивнули в ответ на его поклон. После чего головы в платках повернулись уже к хозяйке.
— Натаниэль Розовски, частный детектив, — сказала она. — Я попросила его помочь кое с чем разобраться. Тетя Роза, пожалуйста, оставьте нас еще ненадолго. Мы скоро закончим.
Храня прежнее молчание, три парки, как про себя назвал их Розовски, выплыли из гостиной в сад.
Натаниэль покачал головой.
— Я как раз хотел задать вам вопрос, — сказал он, — не страшно ли оставаться одной в доме? Но, вижу…
— Страшно, — ответила вдруг Виктория. — Тетя Роза, конечно, предложила побыть эти дни со мной, но я отказалась. Так что все равно — одна. И в большом пустом доме.
— Зачем же вы отказались? — удивленно спросил Натаниэль.
— Не знаю. Во-первых, я не могу отвечать на вопросы, не могу разговаривать на отвлеченные темы. А тут приходится. Тетя любит поговорить и, — она улыбнулась уголками рта, — рассматривает односложные ответы как неуважение. Обижается. А во-вторых… Ну, неважно, — перебила она сама себя. — Перед их появлением вы хотели о чем-то меня спросить, но не успели. Верно? Насчет вечера.
— Да-да, — Розовски снова сел и, наконец-то, закурил. — Да, насчет вечера… Видите ли, госпожа Смирнова, я не очень понимаю свою роль. Мои вопросы — это, так сказать, рецидив старого полицейского прошлого. На самом деле — нездоровое любопытство. Давайте-ка сделаем так, — он внимательно посмотрел на дымящийся кончик сигареты, — вы объясните мне, для чего я приехал и в какой помощи вы нуждаетесь. А уж после этого я буду задавать вопросы.
«Или не буду», — добавил он про себя.
— Хорошо. Во-первых, называйте меня Викторией. Или просто Викой. «Госпожа Смирнова» — слишком официально. Во-вторых, насчет помощи… — она поправила платок. Прядь волос упала на лоб. — Можно сигарету?
Розовски протянул ей пачку своих любимых «Соверен», поднес огонек зажигалки. Она сделала одну затяжку, закашлялась, тут же погасила сигарету.
— Господи, неужели вы верите в то, что Аркадий покончил с собой?! — с силой произнесла она. — Это же чушь!
— Самоубийство вашего мужа, — осторожно заметил Натаниэль, — не является предметом веры или неверия. Это всего лишь одна из версий, выдвинутых полицией. Определенные основания такая версия имеет. Отсутствие планов у вашего мужа после даты праздника. Загадка самого праздника — по какому поводу? Обещание сообщить какую-то важную новость во время маскарада. Может, важной новостью как раз и должен был стать такой вот эффектный уход из жизни… — он сделал небольшую паузу. Виктория не перебивала и не смотрела на него. — Думаю, логика рассуждений полиции в данном случае такова, — сказал Розовски. — Ваш муж представляется им личностью эксцентричной. Подтверждением тому может служить, например, вчерашний маскарад. Манера одеваться. Кое-что в поведении, — он вспомнил визит Аркадия Смирнова в агентство. — Господи, да вы же сами вспомните массу мелочей, которые словно для того и случились, чтобы именно таким образом очертить характер вашего мужа! На самом-то деле, — поспешно добавил он, — эти мелочи бывают в жизни любого человека, но…
— Но не любой человек умирает столь экстравагантным образом, — перебила Виктория. — Вы это хотите сказать? Мелочи, которые вдруг приобретают особый смысл из-за смерти человека.
— В общем, да. Прибавьте к этому способ смерти — яд в вине. Один из самых распространенных способов, которыми пользуются самоубийцы. И, кстати говоря, для предумышленного убийства — один из самых редких способов. Полицейские рассуждали следующим образом: «Богатый русский умер в результате отравления ядом. Место, способ и время свидетельствуют, что это никак не могло быть, например, заказное убийство».
— Почему? — спросила Виктория.
— Потому что киллеры не травят своих жертв ядом, да еще в столь экзотической обстановке, — объяснил Розовски. — Лишние расходы, не имеющие никакого смысла. Киллер действует огнестрельным оружием — обычно разовым. В крайнем случае — холодным. Такова статистика: пуля и взрывчатка — семьдесят с лишним процентов, нож — оставшиеся. На все остальные способы приходится менее двух процентов. И среди этих двух процентов я не помню яда, — он понимал, что сказанное делает его толстокожим и безжалостным. Все-таки через два дня после смерти человека обсуждать с его вдовой статистику преступлений как нечто отвлеченное воспитанный человек, наверное, не стал бы. Но Розовски делал это сознательно. Виктория Смирнова выглядела замороженной. Он хотел вызвать хоть какие-то эмоции — гнев, неприязнь, неважно.