— Понятно. — Маркин помолчал. — Думаю, ты прав. Как-то трудно представить себе женщину с булыжником в руке, убивающую соперницу-шантажистку ударом по затылку.
— Я уж не говорю о том, что в такой схеме нет места загадочному документу, — добавил Натаниэль.
— Да, если бы речь шла о самоубийстве, можно было бы предположить, что это — остатки предсмертного письма. Знаешь, дескать, в моей смерти прошу винить нью-йоркскую биржу и соседа Абрашку, не вернувшего взятый до получки червонец.
— Даже в этом случае не сошлось бы, — возразил Натаниэль. — С чего бы это самоубийца писал письмо на плотной бумаге с водяными знаками?
При этих словах они одновременно воззрились на красовавшийся на стене рисунок.
— Что будем делать? — спросил Маркин.
— Дождемся освобождения Виктории под залог, — произнес Натаниэль. — Адвокат сказал, что это решится завтра до обеда. Это первое. Второе: я хочу знать, при каких обстоятельствах Смирнов начал работать в «Лиге». И еще одно… — добавил он после паузы. — У меня есть список гостей, — Натаниэль протянул Маркину сложенный вчетверо лист бумаги. — Попробуй с ними поговорить.
— О чем?
— Знал ли кто-нибудь из них, по какому поводу устраивалась вечеринка? — произнес Натаниэль. — Это, боюсь, чистая формальность. Уверен, что никто из гостей ничего не знает. Вернее, один-то знал наверняка. Но, во-первых, его может не быть в списке гостей. А во-вторых, даже если его фамилия здесь значится, он тоже ответит, что не знает.
— Зачем же спрашивать, если ответ и так известен? — резонно поинтересовался Маркин.
Розовски пожал плечами.
— Черт его знает, — ответил он. — А вдруг?
— Все понял, — Маркин спрятал блокнот в нагрудный карман. — А чем собираешься заниматься ты?
Розовски хотел ответить, чем он будет заниматься, но ему помешал очередной телефонный звонок. Он махнул рукой Маркину: дескать, подожди, — и снял трубку:
— Слушаю.
— Мне нужен Толик Розовски.
Натаниэль готов был поклясться, что женский голос, раздавшийся в трубке, был ему совершенно незнаком. И уж, во всяком случае, он не мог вспомнить обладательницы этого немолодого уже голоса среди тех, кто по старой памяти называл его «Толиком». Он осторожно спросил:
— А кто его спрашивает?
— Я его спрашиваю, я! — нетерпеливо ответила женщина. — Слушайте, юноша, мне некогда с вами объясняться, мне уже семьдесят лет и я дорожу своим временем! Передайте вашему начальнику, что звонит тетя Роза!
— Какая тетя Роза? — Натаниэль быстро перебрал в уме всех родственников. Тети Розы среди них не было точно. — Ах, тетя Роза! — с фальшивой радостью вскричал он. — Здравствуйте, очень рад. Слушаю вас, слушаю!
Поймав обреченный взгляд шефа, Маркин сочувственно вздохнул и вышел из кабинета.
— Очень рад? — с иронией переспросила неизвестная тетя Роза. — Он очень рад, так я и поверила. Знаете, Толик, вот только не надо притворяться, что вы меня помните. Вы меня не помните. Хотя мы встречались совсем недавно. У моей племянницы Вики.
Тут Натаниэль, с нарастающей тревогой ощущавший внезапно развившийся прогрессирующий склероз, облегченно вздохнул: наконец, он вспомнил тетю Розу — одну из трех старушек в черном, ходивших гуськом по гостиной в доме Виктории Смирновой.
— Но почему же, — соврал он. — Я вас помню.
— Помню — не помню. Неважно… Ну? — возмущенно заговорила тетя Роза. — Как вам это нравится? Они таки не нашли ничего лучшего, как засадить мою девочку! Если бы кто-нибудь мне сказал, что такое может случиться в еврейском государстве, клянусь: я бы глаза выцарапала! Что я теперь скажу Симе и Фиме?
— Извините, — Натаниэль робко встрял в словесный поток. — Сима и Фима — это кто?
— Сима — это моя сестра. Мать Вики. А Фимочка — отец. Муж Симы. Они вот-вот приедут. Так они приедут, я их встречу и что? Повезу в тюрьму? Сумасшествие какое-то!
— Да, — сказал Натаниэль, поглядывая на часы. — Это ужасная ошибка, тетя Роза, и я надеюсь ее исправить…
— Лучше бы они надавили на того оборванца! — снова затараторила тетя Роза. — С драной задницей и граблями! И чтобы он рассказал, что он делал у нее, когда она — можете мне поверить — спала сном младенца! И почему он ездит на шикарной машине, что прямо сейчас — хоть в кино!
Натаниэль стал путаться. Кто ходит с драной задницей, при чем тут грабли, почему в шикарной машине нужно прямо сейчас в кино, а также почему и кто должен на кого надавить — для него пока оставалось загадкой. Улучив момент, когда собеседница сделала крохотную паузу, чтобы вдохнуть, он осторожно сказал: