— А не толком? — спросил Натаниэль.
— И не толком — тоже.
Натаниэль вздохнул.
— Зато очень интересные сведения из фирмы «Пуримш-пиль».
— Саша, — сказал Натаниэль задушевным тоном, — радость моя, я сколько раз тебя учил: не говори под руку. И выбрось на помойку свои любимые театральные эффекты. Ясно? Выкладывай! — рявкнул он.
Маркин обиженно насупился, но начал рассказывать. По его словам, фирма «Пуримшпиль» находилась всего в квартале от офиса Натаниэля и занимала две комнаты на первом этаже старого четырехэтажного здания.
— Вывеска классная! — оживленно сообщил Маркин. — Ну, там клоунские маски, воздушные шары, но главное — реклама! Вот, я специально переписал, — он протянул Натаниэлю раскрытый блокнот. Розовски прочел: «Фирма «Пуримшпиль» берет на себя организацию детских праздников, семейных торжеств, карнавальных вечеров к празднику Пурим». Написано было на иврите, а ниже тот же текст — по-английски. В конце же было приписано уже по-русски: «А также новогодних утренников и маскарадов — для частных лиц и учреждений».
Розовски усмехнулся. Еще совсем недавно на празднование Нового года в Израиле смотрели косо — традиционно этот праздник связывался с христианством. Но ревнители еврейской чистоты ничего не могли поделать с привычками русскоязычных граждан. И вот уже несколько лет в помещении центральной тель-авивской автостанции под Новый год появлялись украшенные елки, фигуры Деда Мороза и Снегурочки, а руководство всех учреждений неофициально объявило выходным днем 1 января. Привычка устраивать застолье 31 декабря мало-помалу привилась и в семьях коренных израильтян. Так что, в принципе, последнюю строку рекламы хозяева «Пуримшпиль» могли бы написать и на иврите.
— Дальше, — потребовал Розовски. — Не думаю, что кроме рекламы ты ничего не узнал.
— Узнал, конечно. Во-первых, — Маркин загнул один палец, — наш клиент пожелал, чтобы для одного из его гостей костюм был сшит по особому эскизу. Причем — в двух экземплярах.
— Что значит — по особому эскизу? — Натаниэль чуть привстал с дивана и заглянул в блокнот. Ничего не понял в крючочках и палочках. — Почему в двух экземплярах? Что за костюм?
— Это — во-вторых, — ответил Алекс и положил на столик вчетверо свернутый лист бумаги. Развернув его, Натаниэль увидел нарисованный цветными мелками костюм, в котором хозяин вечера предстал перед своими гостями.
— Эскиз, — объяснил Маркин. — Изготовлен очаровательной девушкой по имени Авива. Художницей фирмы «Пу-римшпиль». Она работала на основе, представленной заказчиком. Смирнов принес ей рисунок. Вернее, фоторепродукцию. По словам Авивы — с какой-то древней фрески. Или мозаики. Но рисунок не сохранился. Она не помнит точно — вроде бы Смирнов забрал репродукцию после того, как посмотрел ее модель.
— Так почему в двух экземплярах? — повторил Натаниэль, откладывая рисунок в сторону.
— Он объяснил, что не хочет никаких неожиданностей. Что для него важно быть на вечере именно в этом костюме — по причине какой-то театрализованной эскапады. Сюрприза для собравшихся.
— Опять сюрпризы, — проворчал Натаниэль. — Сплошные сюрпризы. Вся вечеринка — один большой сюрприз.
— Что? Да, он говорил о сюрпризе, — Маркин закрыл блокнот. — Теперь насчет четверых парней, таскавших в злосчастный вечер чертов паланкин. Все четверо — студенты Тель-Авивского университета, трое живут в общежитии. Вот список и телефоны.
Натаниэль кивнул и потянулся за бумажкой, но тут раздался звонок в дверь.
— Пойди, открой, — велел он недовольным голосом. — Черт, ни утром, ни днем покоя нет…
Маркин послушно пошел к двери, повернул замок. Дверь отворилась. Натаниэль, сидевший спиной к входу, услышал сдавленное восклицание, обернулся и увидел, как его помощник медленно пятится от двери. Он поднялся.
На пороге стояла молодая женщина со смутно знакомым лицом. Она была в длинном, почти до щиколоток, платье свободного покроя. Голову украшала соломенная шляпка с искусственными цветами. Волосы под шляпкой были тщательно убраны в черный платок.
При всем том юная дама была, как выражалась мать Натаниэля, «и таки хорошо беременной». Во всяком случае, вырисовывавшийся под платьем округлый живот тянул месяцев на шесть, не меньше.
— Офра? — спросил Натаниэль неуверенно. В его расширившихся глазах явственно читался совершенно идиотский вопрос: «Когда это ты успела?»
Офра поставила на пол большую хозяйственную сумку, после чего выдернула из-под платья поролоновую подушку и бросила ее на диван.