Врач, прибывший на «скорой», после короткого осмотра сообщил о необходимости известить полицию. На вопрос Натаниэля о причинах смерти врач почесал затылок. Он был молод, лет двадцати пяти — двадцати семи. Видимо, совсем недавно окончил университет и еще не привык обрывать любопытствующих и смотреть сквозь собеседника.
— Черт его знает… — в его голосе звучало некоторое сомнение. — Похоже на смерть от удушья. Так что симптомы очень похожи на отравление каким-нибудь цианидом… — врач покосился на лежащий у руки покойника бокал с остатками темной жидкости. Натаниэль тоже посмотрел туда, подошел ближе, присел на корточки. Вынул из кармана пачку бумажных салфеток, вытащил одну. Обернул ею бокал, осторожно поднял. Принюхался. Повернулся к врачу и покачал головой.
— Никакого запаха, — он осторожно положил бокал на место и поднялся. — Это не синильная кислота. И вообще не цианид.
— Но симптомы похожи, — повторил врач. — Не знаю, не знаю… Все-таки в таких сомнительных случаях следует извещать полицию.
Розовски кивнул и отошел в сторону. Картина действительно была похожа на отравление. В самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте.
Чудес на свете не бывает. Вернее, бывают — малоприятные. Так что спустя четверть часа перед мрачным сыщиком стоял не менее мрачный инспектор полиции.
— О Господи… — пробормотал Натаниэль. — Ты что — специально выбираешь время дежурства?
— То же самое я хотел бы спросить у тебя, — язвительно заметил инспектор Ронен Алон. — Ты не мог бы находить покойников в другие дни? Например, когда я отдыхаю или в отпуске?
Они представляли собой комичную пару — рослый, чуть грузный Розовски и невысокий поджарый Алон. Когда-то служили вместе и были, что называется, не разлей вода. Уход старшего друга и начальника из полиции в частный сыск вспыльчивый Алон воспринял как смертельное оскорбление. И если прочие бывшие коллеги просто перенесли на Натаниэля общую профессиональную неприязнь полицейских к частным детективам, то у Ронена в груди в течение всех этих лет горела незаживающая рана, вызванная таким предательством.
Словно в насмешку судьба в образе Владимира-Зеева Баренбойма вечно подбрасывала Натаниэлю дела, заставлявшие его пересекаться с Роненом.
На риторический вопрос инспектора Розовски не ответил, да тот и не ожидал ответа. Он быстро принялся распоряжаться прибывшими полицейскими. Двое встали у входной двери, двое — у заднего выхода. Эксперт Нохум БенШломо, добрый приятель Натаниэля, издали кивнул сыщику и склонился над телом хозяина виллы. Маленький щуплый инспектор Алон мячиком летал по двору. Через короткое время все находилось на своих местах: сбившиеся в кучку гости (те из них, кто не успел покинуть вечеринку до обнаружения тела), отдельно — на угловой скамье под бдительным присмотром дюжего полицейского — окаменевшая Виктория Смирнова, в центре — парочка экспертов, занимающихся покойником.
И, разумеется, отдельной группой частный детектив Натаниэль Розовски с помощником. Ронен сделал вид, что только сейчас заметил на них переговорные устройства.
— Смотри-ка! — протянул он. — А что это у вас? Вы кого изображали? Инопланетян?
— Мы изображали охрану, — нехотя сообщил Натаниэль.
— Понимаю, понимаю, — Ронен сочувственно покачал головой. — Это действительно тяжелая задача. И честно скажу — вы с ней вполне справились. Сколько тут было гостей?
Натаниэль вытащил из кармана листок с фамилиями приглашенных.
— Тридцать два, — ответил он.
— Вот! — торжествующе сказал инспектор Алон. — Я же говорю — тридцать два охраняемых в течение… какого времени?
— Восьми часов.
— В течение целых восьми часов такие профессионалы охраняют двор с тридцатью двумя отдыхающими — и в результате только один труп. Я горжусь вами, ребята, — сердечно сказал он. — Вы превзошли сами себя! Вас можно заносить в книгу рекордов Гиннеса. Сколько вам заплатили?
— Пока — нисколько, — отрезал Розовски. Маркин удивленно взглянул на шефа, но промолчал. Натаниэль действительно собрался вернуть чек, врученный авансом. Но помощнику об этом сказать не успел. Впрочем, Маркин, не первый год работавший с Натаниэлем, привык к идиотским, по его мнению, поступкам шефа. К таковым он, без сомнения, относил периодические возвраты авансов — в тех случаях, когда Розовски полагал свою работу недостаточно эффективной. Маркин еле заметно пожал плечами — на большее выражение несогласия он никогда не решался — и отвернулся.