— Против убийц, — продолжил Ефрем. — Мы пишем о добре, красоте, а за углом калечат женщину, убивают ребенка, отнимают последнее у старика…
— Страну грабят. Уничтожают Россию. — Валентин понуро сидел в углу и говорил словно нехотя, будто огромный груз давил ему на плечи. — Мы больного на простыню не можем положить — нет простыней, матрасы все дырявые, одеял не хватает, койки железные стоят с тридцатых годов… А медикаменты, инструменты, аппаратура… я уж и не говорю!
— Но ведь и за это Бог должен покарать виновных, — утвердительно произнесла Маргарита Сергеевна.
И тут молчаливая Зоя Алексеевна, которая всегда робко сидела в сторонке и как бы вбирала в себя мнения других, реагируя на это то выразительным взглядом, то жестом, вдруг неожиданно обратилась сразу ко всем с вопросом:
— А вы действительно верите, что Бог обязательно накажет виновного? Виновного в страшном грехе, я имею в виду… Я вот не верю…
Валентина посмотрела на нее с интересом, остальные — тоже… Маргарита Сергеевна даже отложила в сторону свое вязанье, сняла очки и стала изучать Зою Алексеевну так, будто видела ее впервые, а потом вдруг заговорила:
— Постой-ка, Зоенька… Ты говоришь о страшном грехе. Ты что, имеешь в виду… убийство?
— Ну, в общем-то да, хотя страшным грехом можно назвать не только убийство…
Зоя Алексеевна говорила медленно, с трудом подбирая слова, потому что все смотрели на нее как-то по-особому, с подозрением, что ли, и она это прекрасно видела. — Впрочем, я ведь только спросила…
— Нет, Зоя, — не оставляла ее в покое Маргарита Сергеевна, — ты ведь имела в виду что-то конкретное, да? Какой-то случай? Расскажи, Зоя, расскажи нам!
Зоя Алексеевна побледнела, улыбнулась через силу и еле слышно произнесла:
— Да нет, это я так, поверьте… Решила пофилософствовать, да неудачно.
Валентина не была бы Валентиной, если бы не пришла ей на выручку.
— А я вот хочу вас всех спросить, — бодро начала она, — вы Ильина читали? Философа русского, Ивана Александровича?
Глеб, который был специалистом по части НЛО, мистики, открытия третьего глаза, а также ядовитых замечаний в любой адрес, тут же спросил:
— Швейцарский богомол?
— Перестань! Его же выслали из России в двадцать втором… Да, у него смысл философии — в познании Бога, божественной основы мира. Я почему о нем вспомнила. Мы говорили о непротивлении злу, об этой толстовской идее. А Ильин говорил о сопротивлении злу силой и мечом, если это необходимо, если нет других средств. И правильно!
Зоя Алексеевна встала. Она очень волновалась, как перед выступлением на сцене, хотя сцену оставила уже давно и много лет после этого была скромным диктором на радио.
— Подождите, — сказала она, — я читала Ильина, но хочу сказать о Толстом. Если человек борется со злом и применяет при этом силу, то Толстой считает это насилием, вмешательством в жизнь другого человека, ибо жизнь эта находится в божьих руках. Ему, значит, виднее, всевышнему. Он сам распорядится. И человек, не препятствовавший злу, может чувствовать себя спокойно? А? Как по-вашему?
— О, боже мой! Ну конечно, не может! — взорвался Ефрем. — А вот если он убивает преступника — с благой целью, разумеется, — препятствовать злу, — то это уже моральная трагедия человека. Противоречие между хорошей целью и несовершенными средствами.
Зоя Алексеевна помолчала, а потом вновь собралась с силами и спросила:
— А если он не препятствует злу, потому что не имеет такой возможности? То он виновен?
Маргарита Сергеевна уже давно ерзала в своем кресле от того, что никак не могла понять свою подругу. Наконец, она не выдержала:
— Зойка, что ты темнишь! Что тебя мучает? Скажешь ты, наконец, или нет? Мы все ждем.
— Ну, что ж… Хотя сделать это мне трудно, дело происходило не со мной. Я недавно встретила женщину, которая видела… убийство.
Гелий, разливавший всем чай, вздрогнул от неожиданности, и на салфетке появилось несколько темных чайных пятен. Чувствовалось, что аудитория вся напряглась и ждала, что же последует дальше. Зоя Алексеевна немедленно отреагировала на сотни немых вопросов:
— Она видела убийство… как бы вам сказать… издалека. Один человек хладнокровно, ловко и даже… изящно убил другого и… вышел.
— Вышел? Значит, дело было в комнате? — не выдержав, спросила Валентина.
— Хм… Ушел, — поправилась Зоя Алексеевна. — Убил и ушел. Убийца не знает, что его видели. И вообще никто не знает, что ее убили. Это была женщина. Все думают, что она сама умерла — намеренно или по неосторожности. Но эта моя… знакомая чувствует себя сейчас в крайней опасности…