— Пусть ниша. И одна отгорожена от другой. Что-то на что-то может, вероятно, влиять, но не смешиваться. Инстинкт подсказал преступнику, что надо уйти в другое пространство, иначе можно погибнуть от собственного зла. И он ушел. От места преступления его отделяют тысячи километров, другой климат, другой воздух, другая память…
Валентина не выдержала:
— А ведь мы с Глафирой давно говорили о чем-то подобном. И у Володи, что звонил мне из управления, мысли работают в этом же направлении. Но оставим пока это. Зоя Алексеевна, мы… летим?
— Как скажете, Валечка.
— Значит, летим. Володя сейчас заказывает билеты. Убийца в Сочи, санаторий «Радуга». Далеко не самый лучший, старый, но в стороне от других, незаметный. Не волнуйтесь за нас. Мы будем там не одни.
Зоя Алексеевна засобиралась, но Валентина твердо сказала:
— Нет. Одна — никуда. Сейчас будет машина, сначала — к вам, потом — ко мне и — в аэропорт. Нищему собраться — только подпоясаться.
Машина не заставила себя долго ждать. Все искренне пожелали путешественницам мужества и удачи.
Через неделю, когда Валентина и Зоя Алексеевна сидели, как на сцене в театре, перед той же публикой, посвежевшие, загоревшие и ничуть не уставшие, Маргарита Сергеевна искренне возмущалась:
— Опять вы все сворачиваете на мистику! При чем здесь призрак? Расскажите, как он вас увидел, особенно Зою, как его арестовали, в конце концов!
Валентина улыбалась.
— Я и пытаюсь это сделать. Со всеми подробностями. Мы прилетели к вечеру и остановились в соседнем санатории. За забором, так сказать. Оставили вещи и решили хоть один вечер ни о чем не думать, сбросить с себя все напряжение последних дней и просто пойти на море, посидеть на берегу. Ну, и пошли. Там спуск очень крутой, мы лестницы не увидели, и Зоя Алексеевна чуть не упала. Хорошо, с нами были провожатые…
— Менты, — опять вставил свое Глеб, — Небось целый менталитет с вами послали…
Все расхохотались над присвоением этому слову чужих функций.
— Так вот, — продолжала Валентина. — Поскольку Зоя Алексеевна чуть не упала, а вернее будет сказать — почти упала, то ей захотелось окунуться в море, чтобы смыть всю пыль и усталость. И она окунулась. Мы и не заметили, что со стороны моря кто-то плывет. И вот картина: она ныряет, он подплывает, она выныривает, подпрыгивает, так сказать, во всей красе, а он с криком кидается прочь! Я не сразу сообразила, что это именно наш герой, а ребята это вмиг поняли и — к нему. Он прямо у них на руках повис, кричит: «Привидение! Она… она умерла! Это — призрак, видите?!» А они ему тихо так, уверенно: «Видим, дядя, видим. Вы разве не знаете, что в этом месте живым всегда являются убиенные? А?» Тут он совсем дар речи потерял, а ребята давай дальше крутить: «И они не просто являются, а с собой затягивают. Это вам повезло, что тут мелко, что вы остались целым и невредимым. Правда, вам придется сейчас пройти с нами и объяснить, за что и как вы пытались убить человека…» И тут он начал что-то понимать. Одевается под присмотром ребят, а сам по сторонам смотрит. Наконец, нас увидел. Я Зою Алексеевну заслонила, а то, кажется, испепелил бы взглядом…
— А тюрьма — это месть? — спросила вдруг Маргарита Сергеевна.
— Это справедливое наказание, — ответил Ефрем.
— А я все же думаю, что это месть общества преступнику!
— О, я уверена, что вы ошибаетесь, — заметила Валентина. — Я знаю, что такое месть… И как-нибудь я расскажу вам одну историю… Но это будет в следующий раз…
И это было правильное решение, потому что чувствам и эмоциям тоже нужен хоть маленький, но отдых…
Но точку поставила вездесущая Глафира:
— Кажется, я знаю, что это будет за история. Убийство на убийстве. Я это чувствую. У меня уже сейчас мороз по коже… И всего вероятнее, что это будет нераскрытое убийство…
— Нет, пора покупать диктофон. У меня уже не хватает на все это бумаги и пасты в ручке, — сказал Глеб, вопросительно глядя на Ефрема.
— Завтра же принеси счет, я подпишу, — ответил редактор.
Занавес, как сказали бы в театре!
МИЛАЯ АЛЛЮР
Алла Юрьевна снова надела парик и взглянула на себя в зеркало — белые кудри не спускались на плечи, как это было вначале, а милым хвостиком жались у шеи. Кожа на лице, подтянутая невидимой, хорошо загримированной клейкой лентой, взятой у знакомой актрисы, казалась гладкой, блестящей и мягкой, от морщин не осталось и следа. «Все так, все так… — говорила она негромко, почти шепотом, словно уговаривая кого-то невидимого, кого немного боялась или стеснялась. — Что ж, это ведь ненадолго, я только пройдусь по улице, чтобы уловить прежнее ощущение молодости, свежести, полета… Раз уж я пишу рассказы, вспоминаю те прежние годы… — Алла Юрьевна подошла к зеркалу и заговорила уже не просительно, а строго. — Подожди, дорогая, подожди… Это я тебе говорю… И не делай удивленного лица. Сейчас я надену платье… Вот это… О, боже, похоже, я в него не влезу… Ничего, влезла. Уважаемый живот, вам надо немного подтянуться, иначе все скажут, что это платье мне мало… Молодец, именно так. А остальное все о'кей! Так, а теперь… Ты лучше не пугайся, я все равно возьму с собой вот это… — и Алла Юрьевна показала своему зеркальному отражению вынутый из коробки пистолет, купленный по примеру многих одиноких женщин для самозащиты. — Это для уверенности. В себе. Я же никого не собираюсь убивать. Я только проедусь на троллейбусе. Пройдусь немного. Посмотрю, как это может быть в действительности. Нет, нет, я не буду спешить — спешить мне теперь некуда… Я буду нормально прогуливаться, смотреть витрины и что-нибудь там еще…»