— Нет, мы утонем в комплиментах! — воскликнул Эдуард. — Ты давай стих, да еще тост, и пора расходиться, а то мы что-то засиделись. Еще половина рабочего дня, не забывайте!
Дверь распахнулась. На пороге стояли два милиционера и тот пьянчуга, что выманил у Аллы Юрьевны деньги на бутылку. Они сделали свое дело, он стоял, покачиваясь, и обалдело смотрел на стол с напитками и закусками. То, что в комнате были люди, его мало интересовало. Молоденький страж порядка тихо спросил:
— Никто не знает этого мужчину? Может, вы в окошко его с кем-нибудь видели?
Все молчали.
Из-за спины милиционера показался директор типографии и внушительно, с укором глядя на стол и на смутившегося Эдуарда, важно произнес:
— Они тут одно происшествие расследуют. Отнеситесь, пожалуйста, повнимательнее. Посерьезнее.
— А что за происшествие? — разом воскликнули Иван и Глеб.
— Кражу, — просто ответил милиционер. — А вы, мужчина, никого тут не узнаете? Здесь нет той женщины?
Пьянчуга, едва удостоив их всех взгляда, быстро ответил, что нет, и потянулся к столу. Не ведая, что творит, Алла Юрьевна схватила со стола яблоко и поднесла, протянула ему.
— А ты… ты… ты! — пьянчуга указывал на нее пальцем, а глаза его смотрели не просто насмешливо, а издевательски!
— Что? Она? — спросил мальчик-милиционер. — С ней вы столкнулись на улице? Отвечайте же, помните, что вы — единственный свидетель!
Алла Юрьевна похолодела, и потому ей нетрудно было сохранить хладнокровие.
— Ты… ты! А ты… добрая, — наконец закончил свою тираду пьянчужка. — Добрая! Яблоко дала! А бутылку кто мне даст, а? Без бутылки никуда больше не пойду! — и он уселся на первый же свободный стул, опустил голову и приготовился уснуть.
— Так. Можно расходиться? — осведомился Эдуард.
— Да, пожалуйста, — ответили милиционеры.
Вслед за всеми выскочила и Алла Юрьевна…
В корректорской было темно. Белые ночи уже кончились, и Алле Юрьевне приходилось на ощупь находить все нужные предметы. Правда, иногда на вокзале включалась какая-то реклама, и ее отсвет позволял Алле Юрьевне устроиться поудобнее. Самое интересное, что теперь, тайком оставшись здесь на ночь, чтобы утром до прихода уборщиц успеть освободить свои сокровища, она не могла отсюда выйти — лестницы с обеих сторон здания, оказывается, после рабочего дня блокировались решетками и запирались на банальные висячие замки. Жаль, что нельзя было зажечь свет. Накануне, помотавшись по редакционным кабинетам, пообщавшись со всеми, кто был, сто раз пробежав по цеху, Алла Юрьевна так и не смогла вызволить спрятанную сумку — в этот день газета переверстывалась несколько раз и в цехе все время кто-то топтался. Что ж, утром она и вида не покажет, что здесь ночевала, — можно же зайти к девочкам с раннего утра, чтобы отдать написанный к юбилею стих! Алла Юрьевна, бывший член профкома, помнила, что вслед за Машиным всегда справлялся день рождения подчитчицы Эли. Поздравить Элю надо обязательно, ведь подчитчик, помощник корректора по сверке текстов, чтобы в газете не оказались пропущенными слова или целые фразы, — профессия уходящая, компьютеры такие вещи будут делать сами.
«Горяча» отлично рифмовалось с «лампочкой родного Ильича», и Алла Юрьевна засмеялась. Чего только не придет в голову! Со смехом она отмела и «кто-то просит кирпича». Строфа закончилась достойно —
Следующие несколько четверостиший сложились легко и свободно. Когда будет светать, Алла Юрьевна спокойно перепишет это с ночных каракулей нормальным почерком и «только что принесет» в корректорскую Маше для оценки, а уж потом отдаст редактору…
Уснуть на сдвинутых стульях она никак не могла, разместиться на полу боялась — в корректорской раньше были тараканы и мыши. Забралась на стол, но там оказалось еще хуже, чем на стульях. Впрочем, это и хорошо, утром надо не пропустить нужный момент. Неожиданно на этаже послышался какой-то шум и железный скрип, и Алла Юрьевна подумала, что так отдается, отражается в помещении уличный шум.