— Ну, что, нашел?
— Ничего, — ответил мотоциклист.
— Так я и думал. Пустышка. Чокнутая баба. Или пьяная.
— Поехали!
— Нет, давай все-таки осмотримся хорошенько. Четы-ре-то глаза — оно лучше.
И он шагнул в кусты — хорошо, что не в сторону Аллы Юрьевны. Мотоциклисту явно не хотелось оставлять приобретенные ценности без пригляда, но он вынужден был пойти вслед за сослуживцем. Когда они удалились на значительное расстояние, Алла Юрьевна быстро пошла по направлению к почте и, проходя мимо мотоцикла, одной рукой, не глядя, нащупала заветный пакет и, мгновенно положив его опять в свою сумку, скрылась за почтой, села там на враз подъехавший троллейбус и через минуту была уже далеко. Она не могла ответить на вопрос, почему милиционер хотел заграбастать ее деньги — может, дома у него плачут голодные дети?
Мысль о детях ей явно подсунул кто-то там, наверху, чтобы она больше не маялась от разброса своих желаний и решений. Алла Юрьевна вспомнила свою знакомую Клаву Халову, работавшую в детском доме. Клава жила с родителями, была еще не замужем и каждый месяц на всю свою зарплату покупала детдомовским ребятишкам соки — яблочный, томатный, персиковый… Со слезами говорила она о том, что им ничего не хватает — ни любви, ни заботы, ни еды… Господи, как же будет справедливо отдать эти деньги или хотя бы пока часть их в детдом! Она с улыбкой вспомнила Деточкина из «Берегись автомобиля» — вот пример, почему это сразу не пришло ей в голову?! А чтобы не было вопросов, откуда деньги, она договорится с сыном — может же он давать ей большие суммы, мать все-таки.
Алла Юрьевна сошла в березовой роще, почти рядом со своим домом. Над городом вставало солнце. Оно слегка золотило верхушки уже чуть начавших желтеть березок, и казалось, что они покрыты сверху воздушно-золотистым куполом. Под этот купол, как в храм, шагнула и Алла Юрьевна. Она шла среди протянувшихся к ней солнечных нитей, она подставляла им лицо, и ей казалось, что это утро соткано специально для нее из света, воздуха и чего-то еще теплого, едва ощутимого, что позволяло ей шагать легко, свободно и чувствовать себя такой пронзительно-счастливой, какой не была она уже многие годы. Вперед, Аллюр! Жизнь продолжается! И в разных местах лежит масса неправедных денег! Она еще скажет свое справедливое слово в этом жестоком, бушующем мире! Она еще пройдет по краю обрыва! Риск и победа — хорошая пара!
НА ПАРКЕТЕ ВОСЕМЬ ПАР…
Анна опять опоздала на свой автобус. Подумала, что теперь уж, наверное, ее обязательно уволят. Ну и хорошо, ну и ладно — это лучше, чем работать с утра до вечера за жалкие гроши, набирать на компьютере бездарные тексты, которые потом будут опубликованы в бездарной газете, и знать, что на все заработанное нельзя купить даже приличную одежду. Не себе — о себе она давно уже не думает, — подрастающему сыну. Ей всегда жилось трудно, но раньше была хоть какая-то надежда на профком и прочие комы, на новую квартиру, на материальную помощь, подарки к праздникам, путевки — однажды она с Ванюшкой отдыхала даже в санатории матери и ребенка, и совершенно бесплатно! Сейчас жить стало тоскливо — очередь на квартиру до нее так и не дошла, и теперь жилье надо покупать, учебники и многие дополнительные занятия в школе стали платными… Стоп, этот перечень может тянуться до вечера, и что толку? Надо лучше подумать, как зарабатывать деньги…
Это лето было прохладным, и Анна положила в сумку куртку и платок из натурального шелка, который согревает не хуже шерстяного. С конечной остановки шел полупустой автобус. Именно в таком полупустом виде, но только уже вместе с Анной он проехал несколько остановок, и тут в дверь влетел мужчина с обезумевшими глазами. Он пробежал по салону, выкрикивая: «Вы тут ничего не видели?», оглядел всех каким-то отсутствующим взглядом и тупо уставился себе под ноги. Все смотрели на него с видом зрителей в цирке, когда на арене идет веселый аттракцион. И только когда он обреченно произнес: «Я, наверное, перепутал автобус», кондуктора вдруг осенило: