Когда я продрала глаза и поплелась на кухню за чаем, Дашка сидела в салоне и собирала пазл.
— Мам, иди посмотри, — позвала она меня, — я уже одну весталку почти собрала.
С моей легкой руки и она начала называть так девиц, нарисованных на крышке коробки с пазлом. Я подошла поближе.
— Какая красота! — восхитилась я. — Сейчас попью чаю и приду тебе помогать.
— Давай, — обрадовалась моя дочь.
Мы провели за этим занятием несколько часов. Было ужасно увлекательно приставлять один разноцветный кусочек к другому, чтобы в результате получился фрагмент из десятка пазлов. Потом фрагменты побольше, такие, как лицо, венок, складки тоги, мы собирали вместе, и выходило цельное изображение. У пазлов были выпуклые и вогнутые края, и к каждому кусочку подходил только один-единственный свой, имеющий точно такие же, но противоположные очертания.
Дашка уже вовсю стреляла на компьютере, а я все сидела и искала недостающий, очень важный кусочек, на котором была изображена часть глаза одной из весталок. Без этой отсутствующей части лица весталка жутко выглядела, таращилась на меня пустой глазницей и как бы говорила: «Смотри лучше, я и то вижу, просто дотянуться не могу. Ищи!»
Вечером я позвонила Денису на сотовый телефон. Электронная секретарша механическим голосом отвечала: «К сожалению, абонент временно не принимает, оставьте сообщение, и вам перезвонят при первой возможности». Я позвонила ему домой. Тот же результат.
Так и не дозвонившись до Дениса, я улеглась спать. Снилась всякая ересь: мать Дениса грозила мне ножом. Потом прилетела зеленая машина с крыльями. За рулем сидела пухлая секретарша нотариуса и верещала: «А мы с Додиком все пончики с метадончиком слопали, а тебе ничего не осталось!» Лысый Мордухаев качал толстым, как сарделька, пальцем. На нем была футболка с надписью: «Я один знаю всю правду» и галстук в горошек. Потом на меня медленно шел Денис, подошел близко-близко, я отклонилась назад, он упал на меня, закрыл собой все пространство, и я провалилась в бездонную темноту.
На работу я ехала в дурном настроении. По дороге купила свежий номер газеты «Едиот ахронот» и бросила на заднее сиденье.
В конторе сразу впряглась в дела. Народу после выходных было много, я отвечала на вопросы, переводила, печатала на компьютере, в общем, была занята выше крыши. В два часа публика рассосалась, я спустилась вниз и купила багет с тунцом и салатом. Заварив крепкий чай в своей любимой чашке с надписью «Томатный суп», я раскрыла купленную с утра газету.
На меня с фотографии на первой полосе смотрел благообразного вида старик с окладистой бородой. Заголовки, высотой в три дюйма, кричали: «Убит православный священник!», «Официальный представитель Русской православной миссии, архимандрит Иннокентий, выражает решительный протест!», «Полиция выходит на след злоумышленников». Я принялась за статью:
«Сегодня ночью в Русской православной миссии (Белая церковь) был убит отец Андрон, православный священник церкви святой великомученицы Варвары. Он был зарезан большим кухонным ножом для резки хлеба, итальянского производства. Священник умер от раны в шею. По словам сестры Ефросиньи, монахини, находившейся в церкви, к отцу Андрону пришел посетитель. Ни лица, ни возраста она не знает, посетитель был в черных очках, несмотря на сумерки. Сестра Ефросинья несколько раз проходила мимо двери отца Андрона, где он беседовал с посетителем. Разговор был тихий. Ей удалось расслышать несколько слов. Одно из них было слово «наркотик».
Далее шли рассуждения журналиста о состоянии преступности в стране, и в Иерусалиме в частности. Выражались опасения, что этот случай отрицательно повлияет на приезд паломников в 2000 году. В конце статьи выдвигались предположения о связи священника с русской мафией и колумбийским картелем. Я не стала читать больше эту чушь, отложила газету и задумалась.
Через несколько минут я подняла телефонную трубку и набрала номер, записанный совсем недавно. Поговорив недолго, я вышла из своего кабинета и заперла дверь. Проходя по нашему длинному коридору, услышала взрыв хохота. В маклерской конторе определенно что-то праздновали. Дверь была открыта. Я мельком увидела, что за столом сидели Додик, пухлая секретарша, имени которой я так и не знала, незнакомая парочка и редактор местной рекламной газетки.
Додик, увидев меня, выскочил из-за стола и бросился ко мне. В одной руке он держал бутылку шипучки «Фантазия», в другой — чашку.
— Валерочка, — встал он у меня на дороге, — выпей с нами, мы празднуем.