Совсем недавно у нас был период, когда она стала относиться ко мне с заметным пренебрежением — видите ли, мама не знает, как пользоваться компьютером. Любые просьбы выполняла нехотя. Не то чтобы я разозлилась — просто пошла и записалась на курс компьютерного офиса, да еще компьютерную графику получила в нагрузку. Теперь она хвастается моими коллажами перед подругами (я на досуге сделала фотомонтаж — вписала ее с девчонками в фотографию Леонардо Ди Каприо — их слащавого божка) и больше не позволяет так себя вести.
Ванна набралась почти до краев, и я с наслаждением окунулась в горячую, темно-зеленую с пышной пеной воду. Ох! Я ждала этого момента бесконечно долго. Я стала постепенно оттаивать, по телу пробежала горячая волна, я закрыла глаза и расслабилась. Мысли перескакивали с одного на другое. Я старалась не думать о событиях кошмарного дня, о своих клиентах тоже не хотелось вспоминать.
Мне пришло вдруг в голову, что я за сегодня так и не позвонила Денису. Денис мой любовник.
Мне нравится это слово, так как его корень от слова любовь. Просто различные интерпретаторы исказили истинное значение. В результате получилось что-то постыдное и смешное. И вообще — современный русский язык беден в описании самого сильного чувства в жизни людей. Начнешь излагать все так, как оно есть на самом деле, — получится похабщина, иносказательно — псевдомедицинский трактат. Ну нет нормальных слов для обозначения половых органов! Да что говорить, если даже сейчас обращаются на улице по-русски к человеку непонятно как! Я категорически не приемлю обращение: «Мужчина! Женщина!» Товарищ — это для коммунистов осталось, не каждый выглядит господином, а мадам — это нечто опереточное, отдающее парикмахерской.
«Ужли сударыня? — говаривал Грибоедов. — Сударыня, ха-ха, прекрасно, сударыня, ха-ха, ужасно!» Вот. Уже тогда стояла эта проблема.
С Денисом я познакомилась на курсах. Он-то и вел у нас этот дополнительный курс компьютерной графики. Многие пренебрегали и не ходили на этот курс, а мне, наоборот, очень он нравился. Я в детстве жутко завидовала тем, кто умеет рисовать. Я считала, что уметь рисовать — значит рисовать похоже, и поэтому с удовольствием рассматривала карикатуры датского художника Херлуфа Бидструпа.
А Денис великолепно рисовал карикатуры, одна из них — где я с длинным носом и патлами, торчащими в разные стороны, но при этом ужасно похожая, говорю, подбоченясь: «Любопытство не порок, а такое хобби», — висит у меня в спальне. Он точно подметил одну из основных черт моего характера. А я считаю, что любопытство всегда шло мне на пользу. Ведь что такое, например, наука? В сборнике «Физики шутят» прямо так и написано: «Наука — это способ удовлетворения своего любопытства за счет государства». Если бы не эта черта характера, я бы не выучила английский, чтобы читать в подлиннике интересующие меня вещи, не пошла бы на курсы и не встретила бы Дениса.
Когда он наклонялся ко мне и, положив свою руку на мою, водил мышкой по плате, чтобы точнее нарисовать линию, меня охватывало томящее чувство, как будто большая теплая лапа схватила меня внизу живота и тянула вниз. Терпкий запах его одеколона, с оттенком свежей зелени, будоражил мои чувства, и мне с трудом удавалось вернуться к теме урока.
Мне все в нем нравится. Его имя — Денис Геллер, Дениска. В детстве я обожала «Денискины рассказы» Виктора Драгунского. У нас дома была его книжка с дарственной надписью — родители дружили с семьей Драгунских, так я зачитала ее до дыр. Мне нравится, как называли Дениса наши разноязычные ученики: англоязычные — Дэннис, а французы — Дэниз, с протяжным вторым слогом.
Он служил в авиации, рассчитывал на компьютере что-то там для диспетчерской службы, прыгал с парашютом и мог управлять легким двухместным самолетом. При этом он не был эдаким Джеймсом Бондом, чернооким красавцем, созданным Коннери-Далтоном-Муром на погибель прекрасной половины человечества. Денис — просто милый еврейский мальчик, высокий и стройный, с серыми глазами, ироничный и обаятельный.