Швабрин и Тулембеев являлись «правой» и «левой» рукой полковника Зубатова еще в те времена, когда он возглавлял их отделение. В данный момент они явились к нему с тройной целью — во-первых, поздравить, во-вторых — вручить заветный конверт, в-третьих, пожаловаться на «злобную мурку» — именно так они окрестили между собой следователя МУРа Прижогина.
С ходу употребив полбутылки дареного коньяка, Зубатов небрежно выслушал жалобы своих приспешников, суть которых сводилась к одной фразе: «Копает под нас, сволочь!» — после чего заявил им следующее:
— Не бойтесь, ребятки, ни хрена у него не выйдет. Впрочем, пока я не поговорю с батяней, не рыпайтесь и ведите себя хорошо. И никакой самодеятельности, сукины дети!
После этого повеселевшие оперативники помогли полковнику прикончить коньяк, а затем доставили его на служебной машине домой. Кстати сказать, Зубатов сожительствовал с одной на удивление симпатичной дамой, с которой его связывала давняя история. Если бы эта дама, кроме своей привлекательной внешности, имела хоть какой-то характер, а не была вялой и равнодушной, как полусонная рыба, то эта история могла бы стать украшением криминальной хроники, а тогдашний подполковник Зубатов так никогда бы и не стал полковником.
Дело в том, что муж этой женщины был посажен в тюрьму по ложному обвинению именно Зубатовым, хотя сама дама об этом ничего не знала. Подполковник так усердствовал, заставляя арестованного сознаться в том, чего он не совершал, что сделал его инвалидом. Пока этот несчастный находился под следствием, Зубатов познакомился с его женой и, в лучших традициях классических мерзавцев, принялся ее шантажировать. В конце концов, поверив или сделав вид, что верит, дама согласилась разделить с подполковником супружеское ложе в обмен на его обещание «вытащить мужа из тюряги». Разумеется, Зубатов, которому очень понравилась красивая и покорная возлюбленная, сделал все возможное, чтобы ее мужу «навесили» максимально возможный срок. Через полгода он умер в колонии, а Зубатов, получивший к тому времени звание полковника, покаялся перед вдовой в том, что «так ничего и не смог сделать!», К тому времени их связь стала уже настолько прочной и привычной, что дама, полностью смирившись со своей участью, согласилась оформить их отношения официально. И даже когда один из общих знакомых рассказал ей всю правду, она не убила полковника, не подала на него в суд, а продолжала разделять с ним постель, равнодушно внимая его похотливо-потному сопению, стирала форменные рубашки и готовила завтраки, обеды, ужины…
Группа немедленного реагирования в составе старшего лейтенанта Швабрина, лейтенанта Тулембеева и сержанта-водителя осуществляла ночное патрулирование района, медленно перемещаясь по Амстердамскому проспекту. После недавней встречи с полковником Зубатовым оба оперативника были слегка навеселе, поэтому узколицый и тонкогубый сержант посматривал на них с откровенной завистью.
Время было около одиннадцати часов вечера — прохладного, ясного и тихого вечера самой вдохновенной поры года — «бабьего лета». Воодушевленные коньяком и погодой, оперативники зорко посматривали по сторонам. Первым заметил будущую жертву старлей Швабрин.
— А ну-ка притормози, — скомандовал он водителю, указывая на одинокую мужскую фигуру, неуверенно колыхавшуюся вдоль проспекта. — Кажись, наш клиент.
Сержант свернул к бордюру, оба оперативника проворно выскочили из машины и устремились навстречу мужчине, который застыл на месте и, слегка покачиваясь, смотрел на приближавшихся с глупой улыбкой. Высокий и плотный, лет пятидесяти, с огромным лысым лбом, надвинутым на самые глаза, он выглядел весьма солидно.
— Ваши документы, — скомандовал Швабрин, но мужчина заулыбался еще шире и, громко икнув, развел руками. — Все ясно, а ну-ка пройдем.
Оперативники ловко подхватили мужчину под руки и потащили к машине. Он не сопротивлялся, но лишь мычал, пытаясь выдавить из себя нечто членораздельное. Не без труда запихнув его на заднее сиденье, Швабрин сел рядом и, действуя с привычной ловкостью карманника, обшарил одежду.
— Ага, а говоришь, документов нет, — пробормотал он, раскрывая портмоне пьяного. — Ну и кто же ты из себя такой красивый?
— Ну? — полюбопытствовал Тулембеев, оборачиваясь назад.
— Интеллигент, — презрительно усмехнулся Швабрин, читая визитку. — Доктор социологических наук Артур Александрович Погорелов. — Ну и что ж ты, сука, так нажираешься, если доктор?
Судя по виноватому виду и тяжелому вздоху, наполнившему салон запахом перегара, Погорелов признал этот упрек справедливым.