— Понимаю. Вы едете одна?
— Нет. Сергей любезно вызвался меня сопровождать.
— И куда вы едете, если не секрет?
— Мы хотим совершить круиз на теплоходе вокруг Европы, — радостно объявил Гринев. — Отплываем из Санкт-Петербурга на теплоходе «Чайковский».
— Ну что ж, — Прижогин состроил непередаваемую гримасу.
— Счастливого пути…
Он еще не успел договорить, как женщина уже порывисто поднялась с места.
— До свидания, Леонид Иванович, — ослепительно улыбнулась она. — Очень приятно было с вами познакомиться.
— До свидания, — протянул руку Гринев, но Прижогин вдруг качнул головой:
— Одну минуту, мне еще нужно сказать вам пару слов наедине. Надеюсь, вам будет нетрудно подождать своего спутника в коридоре? — обратился он к Куприяновой.
— Конечно, — легко согласилась она и, уверенно цокая каблуками, направилась к двери.
— Я вас слушаю, Леонид Иванович, — нетерпеливо заявил Гринев.
— Это была ваша идея насчет поездки?
— Нет, так захотела Ирина. А что?
— И она сама вам предложила поехать с ней?
— Н-нет, — неуверенно отвечал Гринев. — Это я предложил себя в сопровождающие. А что?
— На вашем месте я бы отказался, — задумчиво заявил следователь. — Если хотите, считайте это дружеским советом.
— Да вы что? — От удивления Гринев даже засмеялся. — Шутить изволите? Я всю жизнь добивался этой женщины и поеду с ней, даже если мне скажут, что эта поездка будет последней в моей жизни!
— Ну, как знаете.
Прижогин многозначительно замолчал, и Гринев, оглянувшись на дверь, не выдержал.
— А в чем дело? Почему вы против?
— Подумайте сами. Если мадам Куприянова за двадцать с лишним лет вашего знакомства так и не начала испытывать к вам никаких теплых чувств, то с какой стати она будет терпеть вас именно сейчас? Вы не думаете, что вас могут просто использовать, а потом выбросить?
— Не знаю! Да и какая разница! Я еду с ней, а все остальное не имеет значения!
— Тогда еще одно соображение. Вы не думаете, что все рассказанное ей — это ложь, а те деньги, которые она передала бандитам через проститутку, вполне могут быть не мужними долгами, а платой за выполненную работу?
— За какую работу? Вы хотите сказать, что это она заказала убийство мужа и его любовницы? Но ведь их убил Швабрин!
— Да, это так, поэтому я и не могу ничего утверждать наверняка. И все же ехать вам не советую. В вашей даме есть какая-то неискренность. Я не могу понять причин, но я это чувствую. Ну что, вы все-таки поедете?
— Вы видели, какие у нее красивые ноги?
— Да, и что? — удивился Прижогин.
— Я всю жизнь мечтал прикоснуться к ее коленям губами. И я сделаю это, чем бы мне это ни угрожало.
— В таком случае желаю успеха. Руки не подаю, она еще болит.
— Знаете, Леонид Иванович, — уже на пороге произнес Гринев. — Я все думаю — как жаль, что Швабрина арестовали так поздно, когда он уже пошел на убийство. Если бы его в свое время уволили из органов, этого могло и не быть…
Прижогин пожал плечами, но ничего не ответил.
Через три дня ему позвонили из больницы, чтобы сообщить, что прооперированный киллер пришел в сознание и теперь его можно допросить. Прижогин немедленно вызвал машину и поехал туда. Возле палаты Испанца, задирая всех проходящих мимо медсестер, ошивались два руоповца с автоматами. Еще один неотлучно находился в самой палате, хотя киллер был загипсован и замотан бинтами по самые уши. Этот руоповец развлекался разглядыванием порножурналов, а когда они ему надоедали, начинал виртуозно материть арестованного. Тот вяло отругивался.
Прижогин явился в самый разгар подобной перебранки. Выставив руоповца за дверь и оставшись наедине с Гусманом, он сел на стул и раскрыл свою любимую папку.
— В чем меня обвиняют? — поинтересовался Испанец, блестя черными глазами из-под забинтованного лба. Вопрос был задан таким небрежным тоном, словно быть обвиняемым давно уже стало привычной и смертельно надоевшей обязанностью.
— Вы подозреваетесь в убийстве Николая Дорошенко, — сухо заметил Прижогин, продолжая перебирать бумаги.
— Чушь! Какие улики?
— Кроме того, вы подозреваетесь в убийстве директора кафе «Мак» Александра Гуреева и покушении на жизнь сотрудника милиции.
— Насчет этого спорить не буду, — заявил Гусман, скосив глаза на забинтованные руки следователя. — Сейчас вы скажете, что меня опознало множество свидетелей, видели в кафе, ну и так далее… Ладно, валяйте, записывайте. Но хочу сразу сказать — я рад, что вас тогда не пришил.