Но самое смешное состояло в том, что в среде московских книгоманов эти несколько «матерных» экземпляров мгновенно стали легендой — за них предлагали бешеные деньги, по слухам, сравнимые с ценой автографов Льва Толстого.
Несмотря на всю свою популярность, в личной жизни полковник был не слишком счастлив. В свое время, когда он еще был не полковником, а всего лишь капитаном, один из его начальников — пожилой милицейский генерал — женился на молоденькой провинциалке, соблазнив ее роскошной московской квартирой, знаменитыми кремлевскими «пайками» и прочими номенклатурными благами. Эта особа оказалась столь редкостной стервой — о чем знало лишь ближайшее окружение генерала, — что вскоре он света белого невзвидел. Однако развод в его возрасте и положении отнюдь не одобрялся начальством — легко можно было схлопотать выговор по партийной линии «за аморалку». Поэтому генералу не оставалось ничего другого, как терпеть, скрипеть зубами да срывать свою злость на подчиненных. После шести месяцев брака супружница наконец-то решила дать генералу передышку и уехала на юг отдыхать одна. Проводив ее на вокзал и нежно расцеловав, генерал вернулся домой и тем же вечером на радостях надрался до такой степени, что спровоцировал инфаркт. Спасти его не удалось.
Молодая вдова немедленно вернулась в Москву и, участвуя в пышных похоронах мужа, своей миловидностью, скромностью и неподдельной печалью произвела сильное впечатление на капитана Донецкого, несшего гроб с телом ее мужа. У них начался роман, который спустя еще пол года благополучно разрешился новой свадьбой. Нельзя сказать, что Донецкий был влюблен до безумия, и еще неизвестно, чем именно объяснялась эта свадьба — то ли взаимной симпатией, то ли желанием провинциального милицейского капитана сменить комнату в общежитии МВД на роскошные апартаменты своего бывшего начальника.
Как бы то ни было, Донецкий женился, немедленно попал под каблук своей жены и вот уже двенадцатый год мужественно нес бремя супружества. А ведь жена, несмотря на то, что была моложе его на несколько лет, быстро увядала, полнела и свирепела, в то время как он сам продолжал оставаться статным пышноусым красавцем с благородной сединой в темных густых волосах.
Став известным писателем и начав хорошо зарабатывать, Донецкий нашел способ «устраивать себе каникулы» — он отправлял жену в многочисленные зарубежные «шопинги» или записывал ее на всевозможные «тренинги», добиваясь того, чтобы она как можно меньше торчала дома.
Вот и сейчас, открыв дверь на звонок Гринева и обдав его легким запахом спиртного, Донецкий гостеприимно пригласил его внутрь, из чего тот немедленно сделал вывод, что: а) выпивки не избежать, б) жены полковника опять нет дома.
— Здравия желаю, Гавриил Петрович, — проговорил Гринев, пожимая широкую и теплую ладонь соседа. — А я к вам за советом. — Советовать полковник любил, поэтому немедленно оживился.
— Ну что ж, проходи, усаживайся, хороший совет — он как закуска, идет только под хорошую выпивку.
Квартира Донецкого была обставлена в классическом духе семидесятых годов — времени тотального дефицита: ковры, хрусталь, мебель — все это было куплено еще благодаря системе блата и, стараниями жены полковника, находилось в образцовом состоянии. Из новых приобретений имелась японская и германская бытовая техника да многочисленные безделушки, привезенные супругой из ее зарубежных вояжей.
Водку «Соловей МВД» пил исключительно «родную», хотя иногда не брезговал и виски. Впрочем, сейчас был не тот случай — на журнальном столике высилась лимонная «Смирновка». Усадив Гринева в гостиной и немедленно разлив по первой, полковник проворно чокнулся:
— За победу над теми, кто «кое-где у нас порой», — выпил, издав при этом звук, похожий на утиный кряк, и смачно захрустел малосольными домашними огурчиками, засолкой которых занимался лично, не доверяя эту процедуру даже супруге.
— Как жизнь? — пригубив свою рюмку, вежливо осведомился Гринев. — Что пишете новенького?