— Можно и выпить, — согласился Климов, наполняя бокалы. — Ритуал помнишь?
— Помню.
— А что скажешь мужу?
— Я пошутила, Климов.
Они выпили. Митасова встала и, обойдя стол, поцеловала Климова, вроде бы не жадно, без страсти и боевого огня, но поцелуй запомнился: по телу пробежала легкая дрожь, и Климов моментально вспомнил, что он — мужчина.
— А теперь выкладывай, зачем пришел? — сказала Митасова, возвращаясь на свое место.
— Дело вот в чем… — Климов глубоко затянулся, обдумывая, как бы поделикатней изложить задание, которое должна была выполнить Митасова. — Ты когда-нибудь читала журнал «Я и Мы»?
— Допустим.
— Это твое любимое словечко?
— Можно допустить.
— Так вот, этому журналу требуется репортер. С улицы.
— Проститутка с высшим образованием, — расшифровала Митасова.
— С тобой легко — ты все понимаешь с полуслова.
— Это комплимент?
— От чистого сердца.
— Спасибо, — сказала Митасова. — Если я правильно мыслю, а я думаю, что мыслю правильно, то я должна устроиться в этот журнал и собрать для тебя необходимую информацию. Какую именно?
Климов вытащил из кейса и положил на стол газету с очерком «Подмосковный Отелло». Митасова пробежала его глазами и, ухватив суть, спросила:
— Тебе нужен свидетель убийства?
— Да. Он, как и Краева, работал в этом журнале. Или имел к нему отношение. И он единственный, кто может указать на человека, который выстроил эту кровавую мизансцену.
— Ты кого-нибудь подозреваешь?
Климов неопределенно пожал плечами.
— Мне важно знать истину. Поможешь?
— А что делать, если я твоя должница. Вот только…
— Что «только»?
Митасова погрозила Климову пальчиком, сосредоточилась, покусывая губки, придвинула телефон и набрала номер.
— Алексей Михайлович, здравствуйте! Узнали?.. На комплименты вы мастер, а вот что скажете в ответ на мою просьбу… Я два года в отпуске не была, а здесь путевка подвернулась, почти бесплатная, в Дом творчества литераторов на остров Родос… Да не Лесбос — Родос… Как и положено — двадцать четыре рабочих дня… Спасибо! — Митасова положила трубку, сцепила в замок пальцы, уперлась в них подбородком и спросила: — Климов, а я не вляпаюсь в кучу дерьма, как, например, Краева, от которой одно воспоминание осталось?
— Не бойся, девочка, тебя подстрахуют.
— Кто?
— Крепкий паренек — Яша Колберг.
— Ты меня с ним познакомишь?
— В этом нет необходимости. Он объявится и поможет тебе именно в тот момент, когда обстоятельства сложатся не в твою пользу. Но я думаю, до этого дело не дойдет.
— Дай Бог! — Митасова обреченно, как будто этот момент уже настал, вздохнула, резко встала и, подойдя к зеркалу, привычно и с удовольствием огладила грудь и бедра. — Значит, пришло время собирать камни? — не то вопросительно, не то утвердительно проговорила она.
Климов кивнул, бросил на стол визитку.
— Будем собирать вместе. — Он легко поднялся и направился в прихожую. — Удачи, Катерина!
Озадаченная улыбка сменилась улыбкой Джоконды, и Климов вместо традиционного «Пошел к черту!» услышал:
— Милый, а ты ревновать не будешь?
— А ты постарайся сделать так, чтобы у меня не было для этого повода.
Подмосковный городок, в котором встретили свой последний час супруги Турусовы, был небольшой, новости в таких распространяются мгновенно, поэтому, когда лейтенант Грошев прибыл на привокзальную площадь, расположенную рядом с рынком, продавщицы коммерческих палаток и частные торговки — женщины пенсионного возраста, вынужденные заниматься спекуляцией, чтобы не умереть с голода, встретили его участливо-заискивающими улыбочками.
— Чего потерял, милок? — спросила крашеная бабенка неопределенного возраста, выглядывающая из-за щита-стенда, на котором были наклеены пустые пачки-образцы сигарет как импортного, так и российского производства. — Иль ищешь кого?
— Ищу, — признался Грошев. — Утром, часов в одиннадцать, не попадался ли тебе на глаза залетный мужичонка средних лет?
— Да таких, милок, здесь полно.
— Мне нужен тот, который… ну, скажем, немного странно себя вел — суетился, бегал, может, выпивал.
— А зачем тебе?
— Не твоего ума дело!
— Да ты не серчай, — спохватилась бабенка, нарвавшись на гневный взгляд молодого лейтенанта. — Был. Только не один, а двое. И не залетные, а наши.
— Кто?
— Художники. Игнат Палыч и Гнилой.
— А чего они такого натворили?
— Напились вдрибадан!
— Ну и что здесь странного? — жестко спросил Грошев. — Что они — мужики пьющие, каждая собака знает.