— А близко?
— Я сказала: три месяца. С Левой. А второго вижу первый раз.
— Ну и вляпалась я! — чуть не в голос запричитала Митасова. — Травка, маньяк-охранник… Галочка, ты о чем думала, когда меня в гости приглашала?
«Ой, да по тебе МХАТ скучает!» — Климов внимательно посмотрел на Митасову, и впервые за все время их знакомства ему пришла в голову мысль, что она слишком хороша для проститутки. Все в ней — глаза, губы, легкая осанка, небрежность позы, обрисованная в распахе кофточки высокая грудь, — бросало мужской половине планеты отчаянный вызов, но принять этот вызов решился бы не каждый, ибо в нем таилось что-то от высшего присутствия.
— И этот вооружен, — сказал Яша, вытаскивая из кармана у Левы пистолет. — Впечатление такое, что они не на свидание топали, а банк брать. — Вслед за «Макаровым» на свет божий явились двести пятьдесят тысяч российских денег, водительское удостоверение на имя Каткова Льва Ивановича и синий конверт, в котором оказались девятьсот долларов и железнодорожный билет до Франкфурта-на-Майне.
Водительское удостоверение Климов приказал вернуть на место, а синий конверт вручил Синичкиной. Когда она ознакомилась с его содержимым, спросил:
— Едешь?
— Куда? — усмехнулась Митасова. — Они ее теперь и на Северном полюсе найдут. И будут мучить до тех пор, пока она не признается, кто у нее был в гостях.
— Галя, я тебя спрашиваю, — сдвинул брови Климов. — Едешь или нет?
— Я боюсь, — всхлипнула Синичкина. — Оттуда еще никто не возвращался!
— В таком случае быстро одевайся и собирай вещи. Поживешь у Яшки. — Климов указал на Колберга. — Он хороший парень, у него трехкомнатная квартира, так что ты его не стеснишь. Я правильно говорю, Яша?
— Благоразумно.
— Ну и ладушки. — Климов выглянул за дверь, убедился, что все тихо, спокойно, и ухватил Леву под мышки. — А теперь мы восстановим истинную картину случившегося.
Они вытащили с Яшей обоих мужиков из квартиры на площадку между этажами, придали им естественные для пьяных позы, поставили на подоконник пустую бутылку водки емкостью ноль семь литра, а вокруг раскидали закуску — апельсиновые корки.
— Убедительно? — спросил Климов.
— Для ментов — сойдет, — ответил Яша. — А для тех, на кого они работают, оскорбительно — откровенный плевок в лицо.
— Ты про этот плевок пока молчи… и про Галю тоже — Скокову не очень понравится, что мы залезли в чужой огород.
Они вернулись в квартиру, помогли Синичкиной собраться и через несколько минут уже быстро катили по вечерним улицам, пустым, угрюмым, излучавшим злобу и страх.
Климов молчал. Думал. Как и большинство мужиков его возраста, он был уверен, что знает женщин от «а» до «я». И на тебе, влип! Сгорел словно мальчишка, связавшийся с наперсточниками в надежде узнать, под каким стаканчиком заветный шарик.
«А почему влип? Мне что, гнилой орех попался? — Климов неожиданно вспомнил своего приятеля, народного, между прочим, артиста СССР Бориса Стигнеева, дружбой с которым очень гордился. Боря на склоне лет учудил, как говорят в таких случаях, чудо дивное — после смерти жены вновь женился. Но чудо заключалось не в том, что он женился, а в том, что его новой жене было ровно столько лет, сколько его дочке Маше — двадцать пять. Маша жестоко обиделась — порвала с отцом всякие отношения, озлобилась, стала пить. Борис пришел за советом к приятелю — «Что делать? Помоги!» Но он, Климов, тогда безоговорочно встал на сторону Маши. Сказал: «Ты же, дорогой, ее наследства лишил — квартиры, машины, в общем, всего, что вы с женой совместно нажили». — «Квартиру я ей купил, — слабо возразил Борис. — Правда, однокомнатную…» — «Здесь дело не в квартире, важен моральный аспект…» — «Если так рассуждать, то я, выходит, аморальный тип?» — «Ты — нормальный, а вот твоя юная жена — хищница!»
Климов оказался прав. Через год хищная птичка съела Борю Стигнеева. Его похоронили на Ваганьковском, но Маша проститься с отцом так и не пришла. Климов ее осудил, но после долгих размышлений, когда пришел к выводу, что борьба за наследство в любом случае дело грязное и люди, как правило, осуждают обе стороны — и правых, и виноватых, — смягчился, позвонил, поздравил с днем рождения и с тех пор делал это ежегодно.
«И Ольга Сергеевна оказалась в таком же положении, — подумал Климов. — Она так же, как и Маша, боролась за наследство — родительскую квартиру, дачу, но…» — Он вдруг вспомнил про иконы, о которых ему поведал Яша, и крепко, вслух, выругался.
— Что с тобой? — удивленно изогнула бровь Митасова.
— Извини, задумался.