Митасова, с непостижимой быстротой и ловкостью приготовив ужин, отправилась принимать душ. А Климов, снедаемый любопытством — из какого оружия девочка уложила на пол двух здоровых мужиков? — забрался к ней в сумочку и обнаружил… косметичку, деньги, ключи, паспорт и служебное удостоверение работника «Интуриста». И более ничего. Пистолетом и не пахло. «Где же она его сбросила? — подумал он. — Неужели у Синичкиной?»
Эта мысль показалась Климову столь неправдоподобной, неинтересной, что он принялся отматывать пленку кинокадров своих встреч с Митасовой в обратную сторону и когда добрался до разговора со Скоковым и восстановил его, то понял, где собака зарыта. Скоков тогда сказал: «Костя, клиент, который отдал Богу душу в объятьях Митасовой, канадский бизнесмен, с ним работали спецслужбы, поэтому дело желательно спустить на тормозах».
Климов выполнил наказ начальства, заработал благодарность, которой очень удивился (дело выеденного яйца не стоило), и вскоре об этом инциденте забыл. А теперь вспомнил, прокачал ситуацию заново и подумал, что его, по всей вероятности, очень ловко обвели вокруг пальца, спасали скорее всего не репутацию бизнесмена, а Митасову, которой требовалось… ну, допустим, вообще на время скрыться от глаз людских, а затем всплыть в качестве международной проститутки. Хорошая крыша!
Климов решил проверить свою версию. Залез в сумочку Митасовой вторично и убедился, что прав: паспорт и удостоверение сотрудника «Интуриста» были выданы осенью девяносто первого года. Именно в это время были ликвидированы некоторые спецотделы внешней разведки КГБ. Именно такие — чистые — документы получили на руки друзья Климова: Борис Волынский, Алексей Градов, Маргарита Донецкая, Дмитрий Перцов. Так что не исключено, что Белые волки — так менты окрестили этих невидимых работников своего фронта, — вернее, один из них, знает, кем на самом деле является Екатерина Митасова.
— Ну и что тебе известно? — мягко, но с упрямой настойчивостью повторила Митасова.
«Нет, это не та баба, от которой можно избавиться по доброй воле», — подумал Климов.
— Тайны от объяснений тускнеют. — Он насмешливо сдвинул брови и потянулся за бутылкой, но Митасова остановила его.
— Не много ли? Напьешься!
— Я уже напился. — Климов встал и указал на тахту. — Спать будешь здесь. Белье в тумбочке. — И, прихватив бутылку, отправился на кухню. Прилег на диванчик и принялся размышлять о сложившейся ситуации.
Минут через десять — пятнадцать лицо его просветлело. Он поднялся, выпил рюмку и позвонил Колбергу.
— Яша, тебе не приходилось запекать картошку в золе?
— Приходилось.
— В чем смысл приготовления этого блюда, знаешь?
— Закуска хорошая, — зевнул Яша, явно намекая на то, что такие вопросы в двенадцатом часу ночи не задают.
— Ошибаешься, дорогой! Это способ отмщения на Руси. Князь, который желал разделаться с обидчиком, но понимающий, что сил для прямого, решающего удара у него явно не хватает, совершал некие второстепенные действия, чтобы создать у противника впечатление, будто занят разрешением совсем других проблем. Иногда он подсылал к нему целые делегации с дорогими подарками, иногда — близкого друга с важным, не терпящим отлагательств предложением. Затевались долгие переговоры, отвлекалось внимание, создавался ложный объект раздражения, и таким образом князь расчищал себе путь к цели. Изюминка «запекания картошки в золе» заключалась в том, что предложение, с которым направлялся к противнику гонец, обязательно было натуральным и значительным, в каком-то смысле даже гипнотизирующим. Понял?
— Только одно: вы — князь, я — гонец. А вот куда и кому скакать — загадка.
— К Теплову. Он должен навестить Турусову, поблагодарить за столь ценный подарок, а в конце разговора… закатить скандал — я, мол, не скупщик краденого, я гражданин и патриот, поэтому возвращаю иконы тому, у кого их сперли, — краеведческому музею города Владимира! Какова будет реакция, представляешь?
— Возможны два варианта, — оживился Яша. — Первый. Она сразу попытается связаться с человеком, который купил у нее эти доски.
— Исключено, — возразил Климов. — За столь короткое время она не могла найти продавца на такую дорогую вещь. Давай второй вариант…
— Второй — печальный: в панике она может зарыть эти доски… ну, хотя бы у себя в саду — и все, пишите письма.