Панкратов от этой официальщины просто взбесился.
— Ну?! — рявкнул он, вскакивая и опрокидывая стул.
— У Щупакова умерла мать. Он выехал на похороны.
— Куда?
— В Ставрополь.
Панкратов поставил на место стул, закурил, наконец, сигарету и сказал:
— В этом деле без бутылки не разберешься. — Он крепко задумался, потер ладонью широкий раздвоенный подбородок. — В общем, так… Вы, господа, эту кашу заварили, вам ее и расхлебывать.
— Мне? — спросил Скоков, ибо взгляд Панкратова продолжал без устали изучать его напряженное лицо.
— А кому же? Ты подписывал контракт с госпожой Монблан на десять тысяч баксов, тебе и отвечать. Срок — неделя.
— Но я ведь вам фактически не подчиняюсь, — обозлился Скоков.
— Я могу с вами сотрудничать только на добровольных началах.
— На каких — решать тебе, — отрезал Панкратов. — Но если в срок не уложишься, прокуратура заведет на Красина и Климова уголовное дело. А лично я походатайствую, чтобы тебя лишили лицензии, а твою контору разогнали. Ясно?
— Так точно! — по привычке отчеканил полковник.
— А пока… — Панкратов отыскал взглядом Смородкина, от страха забившегося в угол, поманил пальчиком и сказал: — Виктор Сергеевич, тебе временно придется покомандовать отделом. Если Скокову потребуется помощь, помоги, в грязь лицом не ударь. Все понял?
— А Климов? — не удержался Смородкин.
— А Климова и его подельника Красина арестуй и проводи в самую шикарную камеру нашего «санатория». Санкцию на задержание подпишешь у Сергея Анатольевича Иванова.
— На какой срок?
— На семь дней — задержание по подозрению в убийстве. А там видно будет… — И Панкратов энергичным жестом руки попросил всех присутствующих освободить помещение.
Скоков в сопровождении Климова, Красина и замыкающего строй Смородкина, который якобы конвоировал последних, прошел в кабинет начальника отдела по раскрытию убийств, сел в кресло, прослужившее ему верой и правдой больше двадцати лет, осмотрелся, и в его круглых кошачьих неопределенного цвета глазах вспыхнула ностальгическая тоска. Сказал с горечью:
— Люди уходят и приходят, а мебель, сволочь, стоит, и ни черта ей не делается. — Неожиданно улыбнулся. — Даже герань на окошке зацветает. — Он встал, полил ее из графина, резко обернулся. — Ребята, надо срочно найти самые уязвимые места в защите противника. Для этого необходимо…
— Блокировать Сидорова, — прервал его Климов. — Пусть Волынский, Колберг и твои оперативники, — Климов ткнул в грудь Смородкина указательным пальцем, — организуют за Сидоровым круглосуточную слежку, чтоб он даже за обедом в ресторане голым себя чувствовал. Сидоров, естественно, запляшет, сделает попытку вырваться из города, но будет уже поздно: мы его подставим. Крепко подставим. Подставим точно так же, как он меня. Вот тогда-то он и запоет — любую бумажку подпишет, признается во всех грехах тяжких, лишь бы уйти от наказания. А наказание будет жестоким — вплоть до смертной казни.
— Хороший план! — воодушевился Смородкин, доставая из сейфа бутылку «Смирновской». — За это стоит выпить.
— Погоди, — остановил его Скоков, не сводя с Климова напряженного взгляда. — Ты сказал: подставим… Каким образом?
— Жмурика ему подбросим, — жестко проговорил Климов. — Жмурика самой первой свежести.
— Но это ж беззаконие! Произвол!
— А меня в наши казематы по закону устроили? — Климов выпил, закусил долькой мандарина. — Нет уж, с волками жить — по-волчьи выть!
Скоков округлил свои и без того круглые глаза и шагнул выходу.
— Я ничего не видел и ничего не слышал.
— Ваше право, — сказал Смородкин. — На Колберга и Волынского я могу рассчитывать?
— Они в твоем распоряжении.
Полковник вышел. Климов сел к столу и придвинул к себе чистый лист бумаги.
— Пейте. Я покуда письмо напишу.
Когда послание было готово, он запечатал его в конверт и протянул Смородкину.
— Сегодня же передай Колбергу. Скажи: для Митасовой.
— Твоя новая пассия?
— В наручниках поведешь? — не ответив на вопрос, спросил Климов.
— Креста на тебе нет! — взвился Смородкин. — Жить будешь в шоколаде — завтрак, обед и ужин из ресторана, перед сном — бутылка и доклад о текущем положении дел.
Красин впервые за весь разговор улыбнулся.
— Девочки будут?
— Желание будет — доставим.
Через пятнадцать минут Климов и Красин вошли в Дом предварительного заключения — так кто-то когда-то очень мило окрестил внутреннюю тюрьму Московского уголовного розыска на Петровке, 38.