— Не стреляй! — прохрипел Сидоров, медузой расползаясь по сиденью.
«Волга» исчезла. Охранник быстренько вылез из машины, отстранил шофера вправо и, надвинув ему на глаза кепку — спит, мол, человек, сел за руль и помчался к врачу, у которого Сидоров регулярно проходил медосмотр.
По дороге Сидоров очухался, настороженно, как волк, почувствовавший инородный запах, вслушался в свой организм, и у него сразу же противно заныло сердце.
— Куда ты меня везешь?
— К вашему кудеснику, Шаитову.
Сидоров закурил, глубоко затянулся и с мрачной усмешкой, скривившей губы, вспомнил, что посещал кудесника всего лишь два дня назад, жалуясь на регулярно повторяющиеся боли в сердце. Ему сделали кардиограмму, прощупали, простукали и сказали, что он… абсолютно здоров. И прописали валерьянку. Но валерьянка не помогла. И не могла помочь, ибо страх, закравшийся в душу, перестал быть чувством, он превратился в какой-то живой орган, который, ни на секунду не замирая, жил в нем, как сердце, легкие, печень. Даже во сне он не давал ему покоя, и это было особенно ужасно, потому что во сне Сидоров был перед ним совершенно беспомощен.
Особенно остро схватывало сердце, когда Сидоров видел перед собой незнакомого человека. «Кто он? — мелькала мысль. — Откуда?» Чтобы оградить себя от столь острых ощущений, Сидоров резко сузил круг знакомств, перестал посещать кафе, рестораны, в гостях держался в тени, а рот открывал только в том случае, когда уже неудобно было не отвечать. Но пока ты жив, дверь в мир захлопнуть невозможно. В нее беспрестанно кто-то звонит: сослуживцы, родственники, знакомые и малознакомые люди. Приходилось открывать. Сидоров открывал, но каждый раз, когда раздавался очередной звонок, вздрагивал и чувствовал в сердце тупую, ноющую боль.
И все-таки его достали. Достали в тот день, когда он отправил к отцу в Бельгию жену и дочку, опасаясь за их безопасность. Но, как оказалось, радость была преждевременной. Около офиса его поджидали четыре милицейские машины, возле которых фланировали с невозмутимым видом рослые, крепкосколоченные ребята в спецназовской форме и черных шапочках, закрывавших лица.
— По какому праву? — рыкнул Сидоров, выскакивая из машины.
— Что здесь происходит?
Со скамейки, что стояла у ограды, поднялся среднего роста, сутуловатый человек с прищуренным, улыбчивым взглядом темносерых глаз.
— Заместитель начальника отдела по расследованию убийств майор Смородкин.
— Убийств? — переспросил Сидоров. — А кого убили?
— Двоих ваших ребят, которые проживали на улице Горной, дом три.
— А я здесь при чем?
— Есть подозрение, что вы причастны к этому делу — заказчик. И мы приехали, чтобы вас…
— Задержать?
— Это мы всегда успеем, — Смородкин предъявил Сидорову ордер на обыск. — Возражений нет?
— Выше прокурора не прыгнешь, — вздохнул Сидоров. — С чего начнете?
— С вашего кабинета, если не возражаете.
— Прошу.
Смородкин выкрикнул несколько фамилий, и от передней машины тотчас отделились четверо оперативников.
— Следуйте за мной.
Кабинет у Сидорова был большой и добротный, оформлен под старину. У окна, которое выходило в сад, стоял дубовый письменный стол, удобное кожаное кресло, резные стулья, вдоль стен — фигурные полки с выдвижными ящиками — по-видимому, картотека, на подоконниках — цветы, в углу — финский защитного цвета сейф.
— Что вы хотите найти? — осведомился хозяин, усаживаясь в кресло.
— Компрометирующие вас документы.
— Например?
— Пленочку, которую вы записали в кабинете Зои Михайловны Монблан.
— Я передал ее прокурору.
— Вы передали подделку, а нам нужен оригинал.
— Ищите.
— Откройте, пожалуйста, сейф.
— Ради Бога! — Сидоров встал, незаметно набрал цифровой код и, распахнув дверку, сделал рукой жест, разрешающий начать обыск.
— «Макаров»! — изумился Смородкин, увидев пистолет. — Разрешение есть?
— В верхней папке.
— А вы умеете с ним обращаться?… Ну хотя бы сменить обойму?
— Я каждую неделю тренируюсь в тире, — обиделся Сидоров, демонстрируя искусство обращения с оружием.
— Хорошо. — Смородкин одобрительно кивнул и принялся изучать папки с документами. Минут через двадцать ему это надоело. Он повернулся к хозяину и оглушительно чихнул. — Извините, пыль… У меня аллергия на пыль.
— Могу предложить рюмку водки, — насмешливо улыбнулся Сидоров. — Не возражаете?