Племя молоссов, жившее в античную эпоху в Эпире — одной из областей Греции, — вывело особую породу боевых псов, которым позднее передалось название этого племени.
Крупный, мускулистый пес со стоячими ушами, продолговатой мордой и взъерошенным хвостом — молосский дог — явно напоминал волка. Это живое оружие надо было так же искусно оттачивать и шлифовать, как любое орудие и оружие: нож, копье, рубило. Если не дрессировать его, он становился неудержим.
Очевидно, люди давно заметили: чем меньше морда собаки выдавалась над ее пастью, тем сильнее был ее укус. Древние охотники стали умышленно отбирать псов с укороченными мордами, отсеивая остальных. Так появились несколько разных пород, объективно говоря, «отвратительных, хотя для многих и симпатичных», — боксеры, доги, мастино.
Во время греко-персидских войн, начавшихся в 490 году до новой эры, «муж шел на мужа, конь на коня, а пес на пса», сообщает греческий историк Геродот. Когда спустя полтора столетия Александр Великий (356–323 годы до новой эры) покорял Грецию, Азию и Египет, он неизменно встречал громоздких, костистых мастифов. Очевидно, их вывели независимо друг от друга в разных частях тогдашней Ойкумены — земли обжитой. По мнению немецкого кинолога Эрика Цимена, «мастиф был первой породой собак, которую целенаправленно вырастили, стремясь получить животных определенных габаритов и совсем не кроткого нрава».
Римские легионеры, отправившись на завоевание Британии, обнаружили, что там водятся особые собаки — они на голову выше псов, привезенных римлянами. Этих экзотических животных стали отправлять в Рим для выступления на аренах амфитеатров. Там они сражались не только с леопардами и львами, но и с людьми.
Зато в самой римской армии собаки оставались чем-то экзотическим. «Несомненно, римляне использовали собак для охраны военных сооружений и выслеживания беглых пленников и врагов, но на мчавшегося навстречу неприятеля их не натравливали. Ведь с хорошо вооруженным воином собака справиться не могла, — замечает немецкий историк Маркус Юнкельман. — На арене собаками травили крупных зверей, например, оленей и медведей, а также безоружных людей, осужденных на смерть. Однако против опытных гладиаторов собак старались не выпускать, ведь зрителям интереснее было смотреть за поединком человека со львом или медведем».
Большинство римских авторов, описывая использование собак на войне, ссылаются на иноземные обычаи, как сообщает, например, римский писатель Плиний Старший (23–79 годы новой эры). Он вспоминает, что у греков и восточных варваров имелись боевые псы. «Царь гарамантов (кочевого народа, жившего к северу от Сахары. — Ред.) сумел вернуться из изгнания с помощью двухсот собак, которых натравил на противников. Жители Колофона (античного города в Ионии. — Ред.) и Кастабалы держали собачьи своры, готовя их к войне; те сражались на передовой линии, и никто не мог дать им отпор; они же были верными помощниками и не требовали платы. После поражения кимбров собаки охраняли их обозы».
Историк и зоолог Клавдий Элиан, живший около 200 года новой эры, писал, что народы Гиркании и Магнезии (античный город в Малой Азии. — Ред.), устремляясь в бой, брали с собой собак, которые были «им подспорьем и опорой». Кстати, Гиркания — местность, лежавшая к юго-востоку от Каспийского (Гирканского) моря, — называлась по-персидски «Варканой», «Волчьей страной».
С помощью боевых собак лидийский царь Алиатт (610–560 годы до новой эры) изгнал киммерийцев из Малой Азии, а персидский царь Камбиз в 525 году до новой эры завоевал Египет. В 385 году до новой, эры спартанцы не допустили подкрепление к осажденной крепости Мантинея в Восточной Аркадии опять же с помощью боевых собак.
С античных времен до средних веков собаки сражались на всех фронтах. Еще и на исходе рыцарской эпохи в бой устремлялись не только воины, закованные в латы, но и псы, облаченные в доспехи: их плечи и шею защищала кольчуга; живот и спину — железная броня. «Боевому псу полагается иметь устрашающий вид и выглядеть всегда так, словно он немедля ринется в бой, — писал итальянский естествоиспытатель Улисс Альдрованди (1522–1605). — Исключая своего хозяина, он — враг всем».
У полководцев эпохи Возрождения боевые псы пользовались такой же любовью, как впоследствии у прусского короля Фридриха Великого (1740–1786). Говорят, что тот обмолвился как-то: «Чем больше я вижу людей, тем больше люблю собак».