Двигаются землекопы размеренно и медленно, но зато работают весь день. И в жару, и в холод тянутся чередой фигуры в длинных, похожих на женские одеяниях с короткими наплечными мешками на веревках, свисающими на грудь и живот.
В этой монотонной на вид земляной работе есть свои приливы и отливы, свои беды и радости, свои маленькие хитрости, наконец. Очень многое в четкой организации процесса раскопок и установлении нормальной дружеской атмосферы на месте работы зависит от личности раиса, его дипломатических способностей в урегулировании мелких и крупных конфликтов, то и дело возникающих среди рабочих, его умения находить быстрый ответ на все загадки-земля ной летописи древних теллей. Леонард Вулли, который почти полтора десятка лет копал в пустыне Южного Ирака древний город Ур, не зря считал, что пост раиса по своей важности для общего успеха дела стоит на втором месте после начальника экспедиции. Он без тени улыбки называл хорошего бригадира «драгоценным бриллиантом» и страшно гордился тем, что ему сразу же удалось найти именно такого человека. Не знаю, можно ли считать нас баловнями судьбы, но с раисом нам тоже несказанно повезло. Халаф Джасим многие годы был надежной опорой, на которой во многом покоились успехи нашей экспедиции в Ираке.
Когда в апреле 1970 года я впервые оказался в экспедиционном лагере в Ярым-те-пе, меня определили на работу на телль номер два, на поселение халафской культуры. Первый сезон промчался необычайно быстро, поскольку я провел в поле всего три недели. Все это время я тщательно разбирал и анализировал превосходную халафскую керамику, сидя на зеленом склоне холма и почти не заглядывая в раскоп, с его пугающей неразберихой из глинобитных стен, зияющих ям, развалов печей и четких линий бровок. Земляные ребусы мне пришлось решать самому только в следующем сезоне. Работавший на этом холме почти два года Николай Бадер в 1971 году вдруг получил новый объект для раскопок — Телль-Сото, в трех с небольшим километрах западнее нашего лагеря, и, весьма довольный, он поспешил сдать мне все дела. Ободряюще хлопнув меня своей тяжеленной ручищей по плечу так, что я невольно присел, он надавал мне кучу полезных советов и торжественно вручил папку с чертежами. Передача объекта состоялась. «Не бойся, — крикнул он уже из машины, — если что, шургатцы и Халаф помогут!»
Бадер уехал, а я остался посреди огромного прямоугольного раскопа, врезанного в толщу овального глинистого холма: шесть квадратов по десять метров каждый, или 600 квадратных метров, да еще слой, как минимум, метров семь глубиной. Здесь было над чем задуматься! Меня окружали высокие, в три-четыре метра, борта раскопа. Они, как огромные хирургические разрезы, обнажали внутренности древнего телля. В глазах буквально рябило от смешения бесчисленных пластов и сооружений: горизонтальные и наклонные ленты глины разного цвета и толщины — коричневые, зеленые, красные; золотисто-углистые прослойки давно потухших очагов, пожаров и свалок; плотные геометрически четкие силуэты стен глинобитных построек; овалы в кирпично-красном венце — следы тануров (печей для выпечки хлеба) и технических печей. А взятое все вместе — закодированная история одного безымянного поселка древних земледельцев Синджарской долины, существовавшего на протяжении 200–300 лет где-то в середине V тысячелетия до н. э.
Самое сложное в нашей работе — увязка всех слоев и прослоек, видимых в стенках разрезов (бровок), с выявленными ранее древними постройками, то есть сопоставление разрезов и планов раскапываемого поселения. При этом очень важно установить, какие именно дома и хозяйственные сооружения сосуществовали в тот или иной отрезок времени в пределах данного поселка. От решения этого вопроса зависит и выяснение общего числа одновременно функционировавших домов в Ярым-тепе-2 и выяснение числа его жителей.
Весь парадокс ситуации состоит в том, что, раскапывая тот или иной археологический памятник, мы одновременно и уничтожаем его. Поэтому главная цель полевой работы археолога — как можно более тщательно и полно собрать и зафиксировать все материалы и сведения об изучаемом объекте. Другая, не менее важная задача — увязать воедино отдельные компоненты памятника во времени и в пространстве. И в самом деле, мы на двух теллях (хассунском и халафском) раскапываем древние поселения земледельцев Северной Месопотамии. Но поселение — это очень сложный организм. Отдельные его составные части и комплексы (жилые и хозяйственные постройки, общественные здания, ямы, печи и т. д.) существовали в разное время, многократно перестраивались и разрушались. Поверхность такого поселка также не была идеально ровной: в центре — она выше, по краям — ниже, поскольку поселок почти всегда стоит на более древнем холме. Таким образом, археолог, опираясь на планы и разрезы (профили) раскопа, должен выявить и связать все одновременно существовавшие постройки в пределах исследуемой части поселения. Обычно такие группы одновременно существовавших зданий или построек называются в археологической практике строительным горизонтом. Выделение строительных горизонтов — дело довольно трудное и требует мобилизации всего материала и всей информации, получаемых с данного объекта.